Авоська с Алмазным фондом. Дарья Донцова

и вдруг услышал резкий, напоминающий скрежет ножа по стеклу женский голос:

      – Вава! Немедленно отзовись!

      Я вздрогнул, достал продолжавшую пищать трубку и уставился на нее.

      – Вава! Что за глупость ты затеял? – злилась маменька.

      Я потряс головой. Как это возможно – я никак не реагирую на вызов, на экране мигает слово «Николетта», а она со мной беседует?

      – Хватит идиотничать! Задери голову!

      Я подчинился и увидел маменьку, она стояла на крыше дома на террасе, выход на которую был из моей квартиры.

      – Вава, немедленно сюда! – прозвучал новый приказ.

      Я нажал на экран по-прежнему пищащей трубки.

      – Прости, я очень тороплюсь.

      – Отказываешься спасти умирающего человека?

      Я опять посмотрел на самый верх дома. Николетта не выглядела больной, а слова про свое спасение она произносит всякий раз, когда вы пытаетесь поступить по-своему, а не так, как ей хочется.

      Слева послышался вой сирены, к подъезду подкатила «Скорая», обычный микроавтобус белого цвета. Из кабины, тяжело вздыхая, выползла полная женщина лет пятидесяти и стала надсадно кашлять. Следом за ней из колымаги вывалилась другая тетушка с чемоданчиком в руке.

      – Эй, эй! – заорала с верхотуры матушка. – Сюда, скорее! Все уже умерли, пока вы сутки на вызов торопились!

      Толстуха перевела дух и поманила рукой медсестру.

      – Пошли, Машуня. Повезло нам опять, очередная скандальная крыса.

      – Наплюйте, Елизавета Михайловна, – попыталась утешить ее Мария, – делайте свое дело спокойненько, я возьму придурочную на себя, умею с ними общаться.

      Медички медленно потащились в подъезд. Я пошел за ними, испытывая легкое волнение. Сейчас поясню, почему именно волнение и к тому же легкое, а не серьезную тревогу за жизнь матушки.

      Если кто-то категорически не подчиняется Николетте, не собирается выполнять ее приказ, маменька обычно падает на диван и громко заявляет:

      – Инфаркт. Я умираю.

      Мне было лет пять, когда я впервые стал свидетелем такой сцены и перепугался до заикания. Прикатившие доктора, накапав матери валерьянки, занялись мной, сделали несколько уколов. На следующий день отец принес замечательную пожарную машину и сказал мне:

      – Ваняша! Твоя мамочка – актриса, она играет в театре, у нее очень тонкие нервы. Любую неприятность или физическую боль Николетта переживает в тысячу раз сильнее, чем обычные люди. Ты, дружок, больше не рыдай, мамочка совершенно здорова и проживет долго-долго.

      С тех пор я перестал впадать в панику, увидев на пороге людей в белых халатах.

      Николетта проделывает трюк со звонком диспетчеру «Скорой» исключительно в качестве последнего аргумента в разговоре с кем-то, ей, как всякой артистичной натуре, необходим зритель. Но сейчас-то она в квартире одна, поэтому я все-таки заволновался. Вдруг матушке на самом деле нехорошо? Возраст-то у нее далеко не юный…

      – Явились! –