Жестокий век. Исай Калашников

подбирали всякую ненужную мелочь, весело болтали, довольные находками.

      От тоски, обиды, отчаяния ей хотелось упасть прямо тут же и биться головой об истоптанную копытами землю. Еще никогда ей не было так тяжело, одиноко. Она вспомнила свою тоску и беспомощность после того, как ее захватил Есугей. Разве она может сравниться с тем, что есть сейчас? Тогда могла умереть, а сейчас и умереть нельзя – на руках дети.

      – Мама, почему они так? – спросил Тэмуджин. – Что плохого мы сделали?

      – Ничего плохого я не сделала никому. А вы слишком малы, чтобы навредить кому-то.

      – А наш отец? – требовательно допытывался Тэмуджин.

      – Ему многие завидовали. Зависть рождает зло. А зло часто вымещают на том, кто подвернется под руку.

      Тэмуджин больше ни о чем не спрашивал, молчал, напряженно думая. Джучи-Хасар посмотрел на хромую кобылицу, чесавшую бок о повозку, губы его дрогнули.

      – На чем теперь ездить будем?

      – Ездить нам некуда, – вздохнула она. Окинула взглядом степь: ни человека, ни птицы, ни зверя.

      – А кто по утрам будет молоко приносить? – всполошился вдруг Бэлгутэй, большой любитель хорошо поесть.

      Каждый из них озабочен чем-то своим, а все вместе – ее одна большая забота. Как жить? Чем кормить детей? Уже завтра им нечего есть. А придет зима с лютым холодом?..

      Утром она поднялась чуть свет. Хоахчин уже не спала. Сидела у потухшего очага, подперев голову руками.

      – Умирать будем, фуджин. Все умирать будем.

      – Не смей так говорить!

      Она сказала это слишком громко. Тэмуджин поднял голову. Разбудила. А может быть, ему тоже не спится…

      – Подымайся, сынок. И разбуди Хасара.

      – А что?

      – Пойдем искать пропитание. Мы теперь будем, как серые мыши, питаться травой.

      Вчетвером вышли в степь. Джучи-Хасар тер спросонок глаза, плохо понимая, куда и зачем надо идти. Тэмуджин что-то сердито ему говорил. Хоахчин шла с большим лукошком, сплетенным из лыка. Оэлун несла мешок. Спустились к берегу Онона. Здесь были низинные луга с высокой травой. Роса еще не обсохла, и все они сразу же вымокли по пояс. Среди травы Оэлун нашла высокие стебли с мелкими темно-пурпурными головками цветов.

      – Это судун. Его корни можно есть. – Вытряхнула из мешка ножи и старый, наполовину обломанный меч. – Будем копать.

      У судуна было толстое, неглубоко залегающее корневище. Выдрав его из земли, Оэлун отряхнула и кинула в лукошко.

      – Надо было взять копье. Им копать лучше, – сказал Тэмуджин.

      – В следующий раз возьмем копье. Это ты правильно придумал. Да и то мужчина.

      Похвалу Тэмуджин принял как должное. Он отломил от корневища кусочек, вытер о мокрую траву, разжевал и скосоротился. Но ничего не сказал. Он и впрямь молодец.

      Все разбрелись по лугу. Земля была сырой, легко поддавалась, корней накопали много. Их промыли в воде Онона и пошли к юрте.

      Из корней приготовили варево с терпким, вяжущим вкусом. Хачиун и Тэмугэ-отчигин, пока варево булькало