Спящий просыпается. Герберт Уэллс

стер резко остановился возле него.

      – Не можете спать? – только и сумел произнести он, но в его тоне явно чувствовалось желание помочь.

      – Возможно, это звучит невероятно, – сказал незнакомец, глядя в лицо Избистеру и подчеркивая свои слова слабым движением руки, – но я уже шесть ночей не сомкнул глаз.

      – Вы советовались с врачом?

      – Да. Его советы по большей части для меня не годятся. Успокоительные средства. Понимаете, моя нервная система… Все они хороши для обычных людей. Это трудно объяснить. Я не отваживаюсь принимать… достаточно сильные снотворные.

      – Это усложняет дело, – сказал Избистер.

      Он озадаченно стоял на узкой тропинке, не зная, что делать дальше. Этот человек явно хотел поговорить. Мысль, вполне естественная в таких обстоятельствах, подсказала художнику ход дальнейшей беседы.

      – Сам я никогда не страдал бессонницей, – сказал он скучным тоном, – но в случаях, которые мне известны, люди обычно находили что-то…

      – Я опасаюсь экспериментов, – усталым голосом произнес незнакомец и безнадежно махнул рукой.

      – А физические упражнения? – неуверенно предложил Избистер, переводя взгляд с лица собеседника на его костюм туриста.

      – Именно это я и попробовал. И поступил, по-видимому, не слишком умно. Я двигался вдоль берега день за днем – от самого Нью-Куэя. И только добавил мышечную усталость к нервной. Причины этого расстройства – переутомление, тревога… К тому же…

      Он замолчал, словно от усталости ему трудно было говорить. Затем, коснувшись лба исхудалой рукой, продолжал, как бы беседуя с самим собой:

      – Я один, словно волк, ушедший из стаи. Скитаюсь по свету, который мне чужд. Ни жены нет у меня, ни детей. Кто это сказал о бездетных людях, что они – усохшие ветви на дереве жизни? Да, ни жены, ни детей. Не могу найти себе занятия. Сердце мое свободно от желаний. И в конце концов я решил взяться за определенное дело.

      Я сказал себе: «Ты просто должен это сделать». Но чтобы начать, нужно было преодолеть инерцию моего отупевшего тела. Я прибегнул к лекарствам. Боже, сколько я их перепробовал! Не знаю, ощущали ли вы когда-нибудь это тяжкое неудобство от собственного организма, эту раздражающую настойчивость, с которой он отбирает время у вашего сознания, и время это – жизнь! Жизнь! Мы живем урывками. Мы обязаны есть, но после этого наступает либо тупая сытая удовлетворенность, либо наоборот – возбуждение. Нам необходимо дышать свежим воздухом, иначе мысли становятся ленивыми, глупыми и заводят нас в глухие закоулки и тупики. Тысячи отвлекающих ощущений вторгаются в наше сознание извне и изнутри, а затем приходят сонливость и дремота. Похоже, люди живут для того, чтобы спать. Сколь малая часть дня, прожитого человеком, принадлежит ему самому – даже в самом лучшем случае! А потом появляются эти фальшивые друзья, эти помощники-душители, эти алкалоиды, которые подавляют естественное утомление и убивают сон – черный кофе, кокаин…

      – Я понимаю, – сказал Избистер.

      – Наконец я закончил свою работу, – жалобно произнес человек, страдающий бессонницей.

      – И теперь расплачиваетесь?

      – Да.

      Некоторое время они молчали.

      – Вы представить себе не можете, как страстно я желаю заснуть. Это сродни голоду или жажде. Уже шесть долгих дней и ночей – с момента, как я завершил свой труд, – в мозгу моем бушует водоворот мыслей, нескончаемый вихрь, одновременно стремительный – и стоящий на месте, бурный – и никуда не ведущий. Он неудержимо толкает меня… – Незнакомец сделал паузу. – Толкает меня в бездну.

      – Вы должны уснуть, – решительно сказал Избистер, с таким видом, словно открыл спасительное средство. – Определенно, вам необходимо уснуть.

      – Мой ум ясен, как никогда прежде. Однако я чувствую, что меня затягивает водоворот. И теперь…

      – Что теперь?

      – Видели когда-нибудь, как предметы исчезают в пучине, уходят от света дня, из этого доброго, осмысленного мира – вниз?..

      – Однако… – запротестовал Избистер.

      Незнакомец вдруг протянул к нему руку, в его глазах появился дикий блеск, голос сорвался на крик.

      – Я должен покончить с собой. Пусть даже в этой темной бездне под утесом, в зеленых волнах. Глядите, белая пена вздымается и опадает там, куда стекает тонкая струйка водопада. Там, по крайней мере… сон.

      – Но это безрассудство, – возразил Избистер; его напугал истерический взрыв эмоций, охвативших незнакомца. – Уж лучше лекарства.

      – Там, по крайней мере, сон, – повторил незнакомец, не обращая внимания на его слова.

      Избистер посмотрел на него.

      – Знаете ли, это не наверняка. Похожий обрыв есть возле Лалуортской бухты – такой же высокий, по крайней мере. Так с него упала маленькая девочка, с самого верха. И представьте себе, осталась жива и здорова.

      – Ну, а эти скалы внизу?

      – На них можно пролежать всю ночь. Ледяная вода будет перекатываться через ваше тело, а изломанные кости скрипеть,