Примкнуть штыки!. Сергей Михеенков

училища генерал-майора Смирнова с просьбою при первой же возможности отправить его, бывалого бойца Красной Армии, на фронт. Так и написал: «Прошу при первой же надобности отправить на фронт в действующую армию…» Потому что знал – надобность была: в те дни шли упорные бои под Смоленском и на ельнинском выступе. И туда, под Ельню и Дорогобуж, спешным маршем гнали наспех сформированные ополченческие дивизии. А для них нужны были кадровые командиры. Об этом рапорте Гаврилова вскоре стало известно во всём училище. Может, потому, что с подобными просьбами к генералу обратились и десятки офицеров, особенно из числа командиров рот и взводов, и это на какой-то промежуток времени стало настоящей проблемой училища. Ходили слухи, что в соседнем артиллерийском училище формируют несколько противотанковых дивизионов. Но слухи не подтвердились. Не было дано хода и рапорту старшего сержанта Гаврилова. Помкомвзвода томился и срывал злобу на курсантах. И ротный однажды сказал ему: «Смотри, Гаврилов, не перегни палку. А то доиграешься…» – «Да противно мне тут, товарищ старший лейтенант, этим сосункам сопли вытирать. Извините, конечно…» – «Завтра эти, как ты выразился, сосунки уйдут на фронт командирами взводов и политруками рот. И бойцы в бою будут на них равняться». – «Завтра… А сегодня под Смоленском и Ярцевом…» – «Ладно, ладно, не больно-то хорохорься, фронтовик. Войны на всех хватит. Так что не демонстрируй. Лучше научи их как взвод в атаку поднимать». – «Тут, в затишке, этому не научишь. Там научатся. Пуля всему научит». – «Там, Гаврилов, поздно будет».

      Этот разговор Воронцов слышал. В тот день он дневалил, скучал в опустевшей палатке и ждал, когда рота вернётся с занятий. А ротный с Гавриловым стояли на улице, и через тонкую стенку палатки разговор их был слышен довольно хорошо.

      – Ну что, сержант, прошёл обряд очищения? – и помкомвзвода добродушно засмеялся. – Ну, ничего-ничего…

      На плече у Гаврилова висели два ремня, а из-под мышки торчали короткие автоматные стволы с высокими намушниками. Шинель на нём была расстёгнута, и на гимнастёрке поблёскивала медаль «За отвагу».

      – Да вот… Голову ломит. Заболел, что ли? Как обручами… Первый раз такое.

      – Эта болезнь, сержант, у всех по первости бывает. Это как у девки, когда её бабой сделаешь. А потом ничего, и даже понравится. – И Гаврилов снова засмеялся и похлопал его по плечу. – Я, брат, тоже… после первого… Они вон не блюют. Если бы их взяла, всех бы под гусеницы положили. Головой к голове… Я такие картины повидал.

      Воронцов поднял винтовку, смахнул с затвора налипший снег, отряхнул полы шинели, внимательно осмотрел их.

      – Возьми-ка, воин, трофей. – И Гаврилов потянул с плеча ремень одного из автоматов.

      – Зачем? У меня винтовка есть.

      – Винтовка… Винтовка и у меня есть. Да только этот чёрт рогатый в ближнем бою поудобнее и понадёжнее. Это я тебе точно говорю. Так что бери. У твоего крестника забрал. А то там уже десант пошёл березняк