Залив девочек. Александра Нарин

дверь в улицу. Его лучи мерцали на лице Мариамман, которую Винкей привез из Тамилнада. Она подогнула ногу на троне, в свете фонаря переливалось красное одеяние, разрисованное позолотой. На самом деле это наша богиня Кали, просто ее так зовут на юге. Винкей говорил, что ее имя на тамильском – мать дождя.

      Фонарь светил на баулы, не распакованные много лет, на холодильник, который торчит возле нашей кровати. Я заплакала, потому что очень хотела еще одного ребенка. Винкей сел на кровати, покачал головой, оделся и ушел. Скорей всего в магазин – выпить немного. Вот такая я глупая, испортила весь вечер. Он на меня разозлился, а я все равно его очень люблю.

      Еще я подговорю Сашу, чтоб он вслух молился на весь дом и просил у Мариаманн брата или сестру.

      Васундхара

      Мое отражение колеблется и распадается в воде таза. Я мою ноги мужу. Незачем мыть его ноги каждый раз, без того они чистые. Где он мог их запачкать? В этот дом и былинка не просочится.

      Вдоль стен разложена черная речная галька. Каждый священный камень я протираю дважды в день. Шелковым платком я смахиваю пыль с книг и с толстой тетради, в которую по приказу моего мужа записываю имена и прошлое браминов хойсала, карнатских браминов.

      – Держи шторы закрытыми, – говорит мой муж. – Если солнце попадет на страницы, оно выжжет буквы.

      В нашем доме серый воздух. Окна завешены тяжелой тканью. Когда глаза устают от мрака, я смотрю на улицу, чуть отодвинув занавеску с вышитыми темными листьями. Я думаю, что история благородных семейств браминов хойсала никому не нужна. За стенами течет другое время. Девушки ездят на мотоциклах, дети звонят по телефону прямо с дороги. Только моя жизнь медленно тлеет в старом доме в глубине Маллешварама. Я постарела и поблекла здесь. Мне некуда отнести мою судьбу. Родители, устроившие этот брак, давно ушли с дымом погребального костра. Здесь, в темном доме, я потеряла дочерей. Я и саму себя потеряла в этом доме.

      Я мою ноги мужу, пена покрывает древесную кожу, дрожит на белых волосках. Я слушаю, как он говорит шершавым голосом:

      – Брамины всегда вникали в дела государства. Во времена англичан брамины были первыми, кто получал должности министров. Ты помыла миндаль, высушила?

      Я киваю. Каждый день он говорит одно разными словами.

      – Сегодня брамины как евреи в Германии в тридцатых годах. Брамины виноваты во всех смертных грехах, брамины козлы отпущения. Хотя теперь мы не богаты и совсем лишены могущества. Люди династии хойсала правили в Карнатаке три века. А в наши дни, посчитай, сколько хойсала – лишь нищие священники, зарабатывающие на свадьбах бедняков. У нас нет льгот и квот, у нас нет привилегий. И все равно брамины – источник бед. Все избивают браминов, все ненавидят браминов. А кто сохранил им знания о Ведах, Упанишадах, Брахма-сутрах, Бхагават-гите после тысячи лет правления исламских захватчиков и прихода англичан? Кто не дает санскриту умереть, поддерживая его, как слабый огонь? Брамины – это звенья между сегодняшними людьми и древней цивилизацией.

* * *

      Когда он договорит, мы станем читать