Чужая жизнь. Сергей Семенович Монастырский

у тебя родилась дочка?

      – Кто сказал, – удивился Андрей, – там же никого нет!

      – Ну, сказали, – уклончиво ответила мать. – Очень хочется на нее посмотреть!

      – Хочешь, я ее сейчас принесу? Она спит.

      – Не буди. Мама вытерла слезы рукой, хотя слез Андрей не видел.

      – Да, наверное, и не надо, а то и она будет по тебе скучать,– сказал Андрей.

      – Как-нибудь приду.

      … И на этих словах Андрей проснулся. Серое зимнее утро выползало через еще закрытые еще шторы в спальню. Из кухни уже раздавался лепет дочки, которую жена кормила кашей, скворчала на сковороде утренняя яичница для Андрея, тихо что-то бубнил телевизор. Словом все было как обычно. Но обычной радости от того, что утро, что впереди длинный день, что в квартире жена, ребенок, он не чувствовал.

      Что-то мешало, что-то произошло. А что, он понять не мог.

      Привычно спустя ноги с постели, вставив их в тапочки и накинув купальный халат, он вышел из спальни.

      – Ой! А вот и папу сейчас будем кормить! – сказала Валентина, целуя мужа в щеку- А ты малышка покушай кашку.

      – Умничка, – похвалила Валентина, – давай папу вместе кормить.

      Дочка родилась два года назад. Мать умерла за год до их свадьбы, так что в свои двадцать семь лет Андрей вполне еще мог считаться молодоженом. Да так оно и было. Букетно-конфетный период, казалось, надолго застрял в его семье.

      Валентина цепляла вилкой кусок яичницы и подносила ко рту Андрея. Тот послушно открывал рот, и дочка радостно смеялась.

      Но что-то не отпускало, не радовало.

      – Знаешь, – сказал Андрей, – мне сегодня приснилась мама.

      Валентина промолчала. Про личное она ничего не хотела комментировать.

      – Она почему-то была с седыми волосами, – грустно продолжил Андрей.

      – У нее никогда не было ни одного седого волоса.

      – Да, – подтвердила Валя, – она же умерла молодой.

      – Пятьдесят два ей было, – Андрей отставил от себя тарелку. – Может на кладбище съездим? Давно вообще-то не был. Может это она зовет?

      – Андрюша, – не говори глупостей! – Валя сжала его руку. – Там, – она показала наверх, – нет ничего!

      На кладбище все же Андрей съездил после работы.

      Сгущались сумерки и только белые сугробы, засыпавшие могилы давали какой-то свет. Фонари еще не зажигали.

      Мама смотрела на него с надгробной фотографии молодая, веселая. Такой он ее и знал и помнил сейчас, и даже те мучительные полгода как-то не испортили эту память.

      Да, на кладбище он съездил. Но не отпустило.

      – Черт те что, – сказал он вечером жене. – Ну, сон и сон! Что же так тяжело!

      – Это пройдет! – утешила Валентина. – Сны забываются.

      – Но ведь зачем-то она приходила? – Упорствовал Андрей.

      – Она же тебе сказала- соскучилась, – напомнила Валя.

      – Ну, да, четыре года не скучала, а сейчас соскучилась!

      – Слушай! Не входи в депрессию! – Валентина закрыла тему.

      … Ночью Андрей вспомнил!

      – Знаешь, – сказал он за завтраком, – Она меня кое о чем просила перед смертью. Во-первых, чтобы я женился. Я женился.

      – А,– протянула Валентина, – я-то думала по любви! А ты исполнил завещание маменьки!

      – Не говори глупостей – рассердился Андрей. Во вторых, хоронил ее в закрытом гробу – смерть меняет внешность человека, а она же хотела, чтобы ее помнили живой! В-третьих, чтобы написав диссертацию ушел в науку.

      Я ушел.

      – А где наука? – спросила Валентина.

      – Мама мало, что понимала в науке, – объяснил Андрей. Ей казалось, что наука, это институт. А там платят две копейки!

      – Ну, я к чему?! – продолжил он. – Еще кое о чем просила. Я сделал. А вот об одном действительно забыл.

      – Это о чем? – Валентина напряглась.

      – Когда она месяцами лежала в онкологии, у нее была любимая медсестра. Они просто стали подружками. И за два месяца до маминой смерти, эта медсестра заболела. Что-то с иммунной системой. Так вот, она, мама рассказывала, была одна на всем белом свете. Ни родителей, ни мужа, ни детей – никого у нее не было. И мама очень беспокоилась, как она справляется. Сама она уже, понятно, навестить ее не могла. И вот эта последняя просьба была о том, чтобы я ее навестил и если нужно – помог!

      – Навести! – просто сказала Валя.

      …Медсестру эту Андрей помнил смутно. В халатах и белых накрахмаленных шапочках они все казались на одно лицо. Помнил, что зовут ее Дина, так называла ее мать, и что лет ей было по виду около или чуть больше сорока. Поэтому первым делом заглянул он в то отделение онкологической клиники, где лежала мать.

      Естественно, молоденькие медсестры, дежурившие в тот вечер, куда после работы зашел Андрей, дела четырехлетней давности не помнили. Однако отослали его к старшей медсестре, которая, как они сказали,