Тигровый, черный, золотой. Елена Михалкова

мы готовы расторгнуть его в любую минуту. – Он помолчал, давая время обдумать сказанное. – Мы приехали, чтобы расспросить вас об отношениях внутри союза и других деталях случившегося. Не для того, чтобы предоставить вам отчет. Мне хотелось бы, чтобы в этом вопросе не было ни малейшей двусмысленности.

      Бурмистров молча смотрел на него, и по выражению его бычьих глазок ничего нельзя было понять.

      Коты, тесня друг друга, теперь топтались на краю стола.

      Точка зрения Илюшина была донесена предельно ясно. «Ты нам не хозяин». А с учетом котов хозяином ситуации, определенно, в этот момент выглядел Макар.

      – Вот предатели, – вдруг весело сказал Бурмистров, оглядывая пятнистых тварей. – Кастрирую обоих. Короче! О чем ты поговорить-то хотел?

      Илюшин коротко взглянул на Сергея, и тот придвинулся ближе, достал блокнот.

      – Кто был заинтересован в том, чтобы приобрести ваши работы? «Тигров» и «Владыку мира»?

      Сергей задал вопрос наугад, просто чтобы о чем-то спросить. Он понимал: сейчас главное – втянуть Бурмистрова в беседу. В отличие от Илюшина, который, не задумываясь, вышел бы отсюда, послав Игоря Матвеевича к черту, Бабкин держал в голове сумму, которую им предстояло получить в результате успешного расследования. На людей, подобных Бурмистрову, он насмотрелся еще в годы работы оперативником, и их желание подмять под себя весь мир не вызывало в нем такого внутреннего протеста, как в Макаре.

      Бурмистров пожевал губами:

      – Да я их как бы не продавал… Они должны были ехать на европейскую выставку. Представлять достижения российской живописи.

      Сергей взглянул на Игоря Матвеевича внимательнее, но тот был серьезен.

      – Представлять достижения? – невольно повторил он.

      – Ясинский меня выбрал, – со спокойным достоинством кивнул Бурмистров. – Сам бы я еще кое над чем поработал… Но если человек понимает, я что, спорить с ним буду?

      Бабкин скосил глаза на картину, висевшую за спиной хозяина: по океанскому берегу шла обнаженная женщина и вела в поводу коня.

      Ему показалось, за приоткрытой дверью, откуда явились коты, мелькнула женская фигура.

      – Кто мог быть против того, чтобы ваши картины попали в Нидерланды?

      Бурмистров наморщил нос.

      – Тут вот какое дело, – начал он. – Я в союзе белая ворона. Пришел весь такой, они там годами учились, кисти грызли, книжки умные читали… А особо достижений-то нету, похвастаться нечем. Ну, пейзажи, ну, какая-то заумная байда… И тут появляется человек, который просто все это на лету хватает, все эти их планы-лессировки-перспективы… Такое вообще трудно перенести: когда приходит кто-то, кто обскакивает тебя по всем параметрам. А если это еще и самоучка! У-у-у… – Он вытянул губы трубочкой и покачал головой.

      Бурмистров рассказывал основательно и долго. Он говорил о завистниках, о тех, кому не досталось и сотой доли его таланта, о кознях, которые строились против него, о замыслах своих работ…

      На кознях Сергей Бабкин встрепенулся.

      – Кто-то