Против шерсти. Стефан Серван

снова зашевелились.

      Алексия была тихой, даже слишком. Я ее знала с начальной школы. Мы дружили. Затем, когда мы перешли в среднюю школу, Алексия увяла, будто срезанный цветок, который оставили под палящим солнцем, и мы с ней отдалились друг от друга. Мы не поссорились. Просто попали в параллельные классы, и наши пути разошлись. Ее родителей я видела всего раз, они были людьми жесткими, педантичными и глубоко религиозными. Они жили в старом доме в верхней части города. Ее отец был бригадиром на бумажной фабрике и всегда носил ужасный черный костюм и имел мрачный вид. Ее мама занималась домом, в котором, как мне помнится, все должно было блестеть, словно капот коллекционного автомобиля. Думаю, они делали все, чтобы осадить непокорную лошадь, на которой их дочь неслась во взрослую жизнь. Алексия носила бесформенную старушечью одежду. Прическа, очки, брекеты, безропотность – все это делало ее белой вороной и гнало в глубину школьного двора, где ютились такие же изгои. Она стала прозрачной, невидимой. Она ни с кем не разговаривала. Даже учитель физкультуры не мог вспомнить эту хиленькую девушку с невероятно белой, почти просвечивающей кожей. Мне было жаль Алексию. Как бывает жаль зверька, у которого не хватает одной лапки. На ее месте могла оказаться я. Да запросто.

      Я сказала:

      – Схожу за ней.

      Когда я проходила мимо Сары, та шепнула мне:

      – Берегись покойницы, Лу. Она не любит, когда ее тревожат во время свидания с невестой.

      Затем последовал непристойный жест языком. Я пожала плечами.

      В раздевалке было темно.

      Я позвала:

      – Алексия?

      Никто не ответил.

      Я направилась к последней кабинке, к той самой.

      Чем ближе я подходила, тем сильнее чувствовала, как вонь плесени перекрывает запах хлорки. Я обхватила себя руками.

      – Алексия?

      Тут мне показалось, будто я что-то слышу. Чье-то дыхание.

      Я подумала о дырке в стене, о старом Бурдене, о мертвой девушке и не смогла сдержать дрожь.

      Со стороны бассейна доносились громкие голоса. Парни выкрикивали: «Алексия! Алексия!» – словно она была кинозвездой или самой популярной девушкой в школе.

      – Алексия? – позвала я, но из моего горла вырвался только шепот.

      Я подошла к кабинке еще ближе, а крики парней со стороны бассейна раздавались все громче и громче.

      Алексия была там, в кабинке покойницы. Она съежилась, завернувшись в огромное ярко-красное полотенце, и прислонилась к покрытой черной плесенью стене. Ее волосы спадали на лицо, и она без конца повторяла какие-то слова.

      – Алексия? Все в порядке?

      Услышав свое имя, она сползла ниже по стене. И подняла на меня глаза. На ее лице застыло скорбное выражение. Выглядела она жалко, и, должна признаться, у меня не было никакого желания подходить к ней.

      Я попыталась улыбнуться и махнула ей рукой:

      – Пойдем, Алексия, учитель ждет.

      Она потрясла головой.

      – Я не виновата, – прошептала она. – Я не хотела приходить, они меня заставили.

      Я подумала о