Холодный огонь. Дин Кунц

вернулся священник.

      – Могу я задать вам один вопрос? – спросил Джим.

      – Можете, какой?

      Голос у Джима все еще был хриплым, но уже не таким чужим.

      – Если Господь существует, почему он допускает страшные муки?

      – Вам стало хуже? – встревожился пастор.

      – Нет-нет, мне уже лучше. Я не о себе. Просто… Почему он вообще допускает мучения?

      – Чтобы нас испытать.

      – Но зачем ему нас испытывать?

      – Чтобы понять, кто достоин.

      – Достоин чего?

      – Спасения, естественно. Вечной жизни.

      – Но почему Он не сотворил нас достойными?

      – Он нас такими и сотворил. Сотворил совершенными, но потом мы согрешили и впали в немилость.

      – Но как мы могли согрешить, будучи совершенны?

      – Могли, потому что Он даровал нам свободу воли.

      – Я не понимаю.

      Отец Гиэри нахмурился:

      – Меня не назовешь искушенным в богословии. Я обычный священник. Могу лишь сказать, что это божественная тайна. Мы лишились милости Божьей и теперь должны ее заслужить.

      – Мне надо помочиться.

      – Хорошо.

      – Только в этот раз без судна. Думаю, с вашей помощью доберусь до туалета.

      – Я тоже так думаю. Вам заметно лучше, слава Богу.

      – Свобода воли, – заметил Джим.

      Священник нахмурился.

      Ближе к вечеру, через двадцать четыре часа после того, как Джим, едва держась на ногах, вошел в церковь, температура у него спала на три градуса, мышцы перестала сводить судорога, прошла ломота в суставах, в голове прояснилось, а грудь уже не болела при каждом вдохе. Но с лицом дела еще были плохи. При разговоре Джим старался не напрягать мимические мышцы, потому что, несмотря на кортизоновый крем, которым отец Гиэри смазывал ему лицо каждые несколько часов, губы и уголки рта постоянно трескались.

      Теперь он мог самостоятельно садиться на кровати и передвигался по комнате, только слегка опираясь на руку священника. Когда вернулся аппетит, отец Гиэри накормил его куриным супом, а потом дал ванильного мороженого. Джим помнил о трещинах на губах, поэтому ел аккуратно, чтобы не приправлять еду собственной кровью.

      – Я бы еще чего-нибудь съел, – признался Джим, покончив с порцией.

      – Давайте сначала убедимся, что ваш организм готов усвоить суп с мороженым.

      – Я в порядке. У меня всего-то был солнечный удар и обезвоживание.

      – Солнечный удар может убить, сын мой. Вам нужен отдых.

      Спустя некоторое время священник смягчился и принес еще немного мороженого.

      – Почему люди убивают? – спросил Джим, почти не разжимая похолодевшие от мороженого губы. – Я не про копов. И не про солдат. И не про тех, кто убивает ради самозащиты. Я про других. Про отморозков. Почему они убивают?

      Отец Гиэри устроился в кресле-качалке с прямой спинкой возле кровати и, приподняв одну бровь, посмотрел на Джима.

      – Это очень непростой вопрос.

      – Думаете? Возможно. У вас есть ответ?

      – Могу ответить просто: они убивают, потому что в них поселилось зло.

      С минуту они сидели молча. Джим ел мороженое,