Великая гендерная эволюция: мужчина и женщина в европейской культуре. Евгений Елизаров

аоборот, результатом длинной их эволюции и что не род происходит из семьи, а семья обязана своим происхождением разложению рода» – говорилось еще в энциклопедическом словаре Брокгауза и Эфрона[1], фундаментальном издании, задачей которого, как и всякой энциклопедии вообще, было подвести своеобразный итог развитию научной мысли того времени.

      Без понимания механизмов появления этой первичной ячейки общества невозможно разобраться ни в чем и прежде всего в иерархии ее основных функций. Так, например, традиционно к ним относится продолжение рода. Казалось бы, это обусловлено тем, что именно оно обеспечивает воспроизводство и его самого, и социума в целом. Меж тем физическое продолжение ни того, ни другого не сводится к деторождению, воспитанию и социализации потомства. К слову, только к XX столетию эти функции обретают определения самостоятельной цели. Но и сегодня они не исчерпывают содержание воспроизводственных процессов.

      Даже если видеть в семье продукт разложения рода, долгое время в ключевых отправлениях своей жизни она должна была сохранять инерцию, которая сообщалась ей его базовыми ценностями и, разумеется, главной из них – родовым статусом. Структурная единица социума, она и сегодня наследует и передает в первую очередь именно его. Многое в ее быте было производно от того, какую роль в жизни целостного социального организма исполнял род, от его места в единой иерархии управления жизнедеятельностью социума, который формируется и эволюционирует вместе с ним, в распределения ролевых функций других родов. Обретаемая позиция становилась своеобразной «специализацией» рода, и на протяжении долгого времени детопроизводство и социализация потомства были не более чем средством сохранения родового статуса. Отбору и передаче новым поколениям подлежали прежде всего те ценности, которые были значимы для него.

      Уже беглый поверхностный взгляд на истекшие тысячелетия показывает это со всей отчетливостью. С развитием общества, диверсификацией его деятельности и разделением труда воспроизводство родового статуса принимает форму преемственности занятий. История хранит память о династиях, на протяжении столетий специализировавшихся на одном и том же ремесле. Его рецепты передавались от отца к сыну (историческое предание утверждает, что Гиппократ был семнадцатым врачом в роду, в одном из египетских папирусов перечислены 25 поколений строителей, принадлежавших одному роду) и охранялись едва ли не более строго, чем имущественная составляющая наследства. Долгое время в городах не только Европейского континента существовали кварталы и улицы мастеров, которые поколениями занимались одним делом. Да и в России вплоть до XX века существовали целые регионы, население которых сохраняло верность своему занятию и охраняло нерушимость унаследованного статуса. Таковы казачьи станицы, таковы поселения, специализировавшиеся на художественных промыслах (Палех, Жостово, Гжель, Касли и др.).

      Социум объективно заинтересован в подобной специализации: ведь опыт передачи того или иного занятия от поколения к поколению способствует выработке особых коммуникационных механизмов, обеспечивающих более эффективное усвоение именно тех умений и навыков, которые требуются для его развития. Вероятно, допустимо говорить даже о формировании врожденной способности к усвоению наследуемого ремесла. Отсюда становится понятным появление законов, которые некогда запрещали перемену родовых профессий. В Европе один из первых был издан императором Диоклетианом.

      Впрочем, подобная специализация играет не только положительную роль, в известных обстоятельствах она становится тормозом общественного развития. Ведь замкнутое на себя, автаркичное патриархальное хозяйство исключает обмен технологическими открытиями и ремесленными приемами. Однако и с его разложением мало что меняется, поскольку все то в передовом опыте, что обеспечивает чью-то монополию, остается оберегаемым от всех секретом; и чем дальше развивается производство, тем бдительней и строже становится охрана ремесленных тайн, гарантирующих обладателю сохранение статуса.

      Законы разделения труда и диверсификации производства взламывают устои патриархального общества, история меняет условия развития рода и семьи. Но даже в XXI веке она стремится сохранить уклад своей жизни, который нередко восходит к далекому прошлому. Меж тем сохранение уклада – это и есть сохранение статуса, отсюда вполне закономерно, что и сегодня «династии» военных, ученых, артистов стремятся привить своим детям уважение к наследуемой профессии, к статусной функции своего рода, к кругу его статусных прав, статусных привилегий, наконец, положенных ему почестей. Динамичность современного общества меняет многое, но и сегодня преемственностью профессий удивить нельзя; и в XXI веке продолжается культивирование прежде всего родовых предпочтений. А значит, в определенной мере и сегодня в роду, в семье (пусть неосознанно, рефлекторно) продолжается воспроизводство специфически ориентированного коммуникатора, которому предстоит воспитывать в своем потомстве приверженность делу отцов. Родитель, часто даже не желая того, чтобы ребенок шел по его стопам, непроизвольно замыкает на него свои социальные связи и уже одним этим включает наследника в систему по-своему ориентированной социальной коммуникации,

1

Минцлов Р. Семья. Энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона. СПб, 1890–1907