Тобор Первый (авторская версия). Владимир Михановский

о событиях давно канувших в Лету, к нынешним неожиданностям в поведении Тобора.

      Однако директор ИСС, посмотрев на Тобора, совершающего очередной прыжок, неожиданно прошептал:

      – Молодчина!

      Между тем Тобор, пользуясь новой тактикой, почти преодолел метеоритную полосу: ему оставалось сделать всего три-четыре прыжка. Однако с каждым прыжком движения Тобора замедлялись.

      Суровцев не один год занимался «воспитанием», совершенствованием сложнейшей белковой системы, именуемой Тобором. Преподносил ему все новые дозы информации, учил решать разнообразные задачи. Не раз Иван наблюдал институтское детище и в «полевых» условиях, сопровождая Тобора и на учебные полигоны Зеленого городка, и в дальних поисках, которые проводились на Марсе и Венере. И никогда не переставал он любоваться своеобразной грацией движений Тобора, никогда не мог привыкнуть к этому захватывающему зрелищу – Тобор в прыжке.

      Оттолкнувшись всеми могучими щупальцами враз и вытянув их в полете вдоль тела, Тобор вонзался в воздух, подобный живой торпеде.

      И сейчас, глядя на экран, Суровцев вспомнил приезжего скульптора, который провел в Зеленом городке несколько месяцев. Из всего, чем занимаются ученые Зеленого, скульптор больше всего восхищался Тобором и говорил, что непременно создаст его скульптуру для Марсианской выставки «Род человеческий».

      Еще прыжок…

      Жаль, нет в сферозале скульптора, – подумал Суровцев, вытирая взмокший лоб.

      Тобор и теперь прыгнул по всем правилам тонкой и сложной легкоатлетической науки – под углом в сорок пять градусов, чтобы пролететь максимально большой отрезок, тем самым оставляя позади метеоритную полосу. Уже в полете он сумел увернуться от раскаленного болида – на обзорном экране этот увесистый обломок оставил прерывистый тающий след.

      Люди в зале задвигались, зашумели, как бывает всегда после длительного напряжения.

      – Хорошо прыгает Тобор! – заметил кто-то.

      – Хорошо-то хорошо, да уж медленно больно, – сказал Коновницын. – Под конец мне стало казаться, что это замедленная съемка…

      – Ну уж замедленная, Сергей Сергеевич, – возразил Суровцев. – Время еще есть – нагонит.

      – И вы так считаете, Аким Ксенофонтович? – перевел Коновницын взгляд на Петрашевского.

      – Мне вспомнился документальный фильм времен Великой Отечественной войны, – сказал вдруг директор ИСС.

      Аким Ксенофонтович произнес эта слова негромко, но все, словно по команде, обернулись в его сторону, ожидал, к чем он клонит.

      – Между прочим, один из моих предков, как свидетельствуют исторические документы, отличился в Отечественной войне, – заметил Сергей Сергеевич. – Но в те времена, насколько мне известно, киноаппарат еще не был изобретен, – добавил он улыбнувшись.

      – Я имею в виду не 1812-й, а 1941-й…

      – И что же?

      – Перебирал я хронику той эпохи. И наткнулся на эту ленту… Хотел включать ее в последний учебный блок Тобора, хотя некоторые мои коллеги посчитали, что это совершенно