Точка невозврата. Анатолий Борисович Самсонов

злым голосом спросил: – Вы можете себе представить то, что произойдет? Можете? А я вот смотрю на карту и вижу это! Я вижу катастрофу! И та директива, что ушла в войска, положения не изменит! Нет, не изменит! Поздно!

      В кабинете снова зависла мертвая тишина. Все застыли статуями.

      – Так что же вы предлагаете, товарищ Апанасенко? – спросил Сталин. Его голос был спокоен, но все увидели, как на сталинском лице отчетливо стали видны оспины, словно подсвеченные огнем желтых сатанинских искр, прыгающих в его глазах. И только эти искры и просыпанный мимо пепельницы пепел из трубки выдавали бурю в его душе.

      Апанасенко решился, прочистил горло и с расстановкой твердо произнес: – Товарищ Сталин! Я предлагаю немедленно отдать приказ о нанесении всеми авиаподразделениями всех военных округов серии ударов по досягаемым немецким аэродромам, местам концентрации бронетанковой техники и складам топлива и продовольствия. Провести парашютное десантирование подразделений 1,2,3 и 5 Воздушно- десантных корпусов западнее соответственно Кракова, Радома, Варшавы и Кенигсберга, и мобильных диверсионных групп восточнее указанных пунктов и таким образом парализовать работу этих транспортных узлов. – Апанасенко взял синий карандаш и стал крестить противную сторону границы, продолжая: – Сухопутным силам Красной Армии начать немедленное развертывание и выдвижение, пересечь границу и нанести удар по сконцентрированным в приграничной зоне подразделениям Вермахта и СС.

      Танковым и механизированным частям 3,4 и 10 армий нанести удары в направлении Варшавы, а танковым и механизированным подразделениям 5, 6 и 12 армии – в направлении Кракова. Самостоятельному 4 механизированному корпусу нанести рассекающий удар в направлении Люблин – Радов. Ближайшая задача – окружение и разгром основных сил Вермахта в составе групп армий «Север» и «Центр» и выход на линию Кенигсберг – Варшава – Радом – Краков.

      В заключение генерал прорычал: – Поймите! Промедление смерти подобно!

      Пока Апанасенко излагал свои соображения и рисовал на карте кресты, Лаврентий Павлович Берия стоял и думал: «Привести генерала в приемную Сталина мог любой из присутствующих. Но кто мог его – Апанасенко – подтолкнуть к этому шагу, к этому выступлению? Шапошников? Нет, он слишком интеллигентен для такой игры. Жуков? Нет, этот слишком прямолинеен. Остается Голиков. Ах, Филя, ай да молодец!»

      А Голиков в это время рассуждал: «Вот это Борис Михайлович! Браво! Эти соображения, что мы сейчас услышали, Апанасенко просил довести до сведения Сталина меня и Шапошникова, но рассчитывал он главным образом на Шапошникова, зная о высоком авторитете Бориса Михайловича в глазах Сталина. Значит, Михалыч точно рассчитал, что, если мы не решимся, не скажем, что и случилось, то Апанасенко пойдет сам. Пойдет, невзирая ни на что! Браво еще раз!»

      Шапошников Борис Михайлович думал: «Как- то очень просто попал Апанасенко сначала в приемную Сталина, а потом и в его кабинет. Не Берия ли постарался?