Призрак в мундире. Александр Тамоников

рожей. Помилуй бог, здесь же есть женщины!

      – Миша, – укоризненно посмотрел на Сосновского Максим. – А может, хватит дурака валять?

      – Мне нужна новая бритва, – сразу стал серьезным Сосновский. – Мою уже править нельзя. Она царапает лицо, и скоро я буду ходить с таким видом, как будто каждое утро, двигаясь по дороге на завтрак, продираюсь через кустарник.

      – А мне нужен пояс из собачьей шерсти от ревматизма, – вставил Коган.

      – Ясно, – усмехнулся Шелестов. – Скучно вам. Развлекаетесь. А тебе, Виктор, что надо в городе?

      – Пообедали, пошли уже, – спокойно отозвался Буторин и провел рукой по седому ежику своих волос.

      – Так, тридцать минут всем на составление списка, – заявил Шелестов. – Кому что и срочно нужно.

      Они шли к своей «казарме». Максим догнал Буторина и пошел с ним рядом. Оба молчали до самого спортивного городка. Наконец Шелестов заговорил.

      – Витя, ты меня беспокоишь. Впереди черт знает что за операция, а ты молчишь все время, как окаменел. Мне, если честно, страшно за тебя.

      – Брось, – коротко ответил Буторин. – Все в норме.

      – Это из-за нее, – не поверил Шелестов, вспоминая погибшую девушку Мэрит из норвежского сопротивления. – Война, Витя! Нельзя давать сердцу страдать. Окаменеть оно должно. Закончится все, тогда и грустить будем, и плакать, и добрым словом вспоминать всех, кого мы потеряли. А сейчас нельзя.

      – Кончится? – спокойным и каким-то серым голосом спросил Буторин. – А когда?

      – От всех нас зависит, когда кончится, – резко сказал Максим. – От каждого из нас, от каждого бойца на передовой, от каждого человека в тылу, кто работает ради фронта, ради победы. От каждого мальца, что занял место у станка взамен ушедшего на войну отца, брата.

      – Мне грустно не от этого, – добавил Буторин. – Война страшная, жертвы миллионами исчисляются. Такого в истории человечества еще не было. Одна война страшнее другой. Мировая с немцами, Гражданская, теперь эта. Ладно, мы, мужики, воины! Но девочки, такие как Мэрит, они не должны умирать, не должны воевать.

      – Она была не девочка, – ответил Шелестов. – Она была бойцом, да еще каким! И еще пойми, Витя, что тебе никто не разрешил бы жениться на иностранке. Как ты себе это все представляешь?

      – Никак, – спокойно ответил Буторин. – И нечего тут обсуждать.

      – Вот и я о том же! – с энтузиазмом заметил Шелестов, увидев своих оперативников на спортивной площадке.

      Коган был занят тем, что устанавливал самодельный щит, изображавший ростовую фигуру человека. Фанерный щит никак не хотел стоять, то и дело падал. Дважды он падал, ударяя Когана по голове. Борис тихо ругался и с неудовольствием поглядывал на Сосновского, ходившего вокруг него с заложенными за спину руками и громко читавшего стихи на немецком языке.

                      Im wunderschönen Monat Mai,

                      Als alle Knospen sprangen,

                      Da ist in meinem Herzen

                      Die Liebe aufgegangen.

                      Im