Песня светлячков. Дж. А. Редмирски

В свои девять лет я попросту не знал о таких вещах. Да, не знал. Но за все эти годы я не пожалел ни об одной минуте, проведенной с ней. И никогда не пожалею.

      На изломе ночи нас все-таки сморила усталость, и мы крепко уснули прямо в траве. Но долго спать нам не пришлось. Нас разбудили рано утром. Открыв глаза, я увидел троих полицейских, мистера Парсона, которому принадлежало пастбище, и мою насмерть перепуганную мать. Она считала, что меня похитили прямо из комнаты, затолкали в большой чемодан, увезли в неизвестном направлении и выкинули где-то на обочине.

      – Элиас! – закричала она. – Боже мой! А я уж думала, что больше тебя не увижу!

      Она подхватила меня на руки и прижала к себе, да так крепко, что я испугался, как бы мои глаза не выскочили из орбит. Потом настал черед лихорадочных поцелуев, которые сменились новой порцией удушающих материнских объятий.

      Оказалось, родители Брей тоже здесь.

      – Ты что, всю ночь проторчала с ним? – сердито спросил Брей ее отец.

      Моя мать немедленно заняла оборону. Она опустила меня на землю, однако тут же обняла за плечи, прижав мою голову себе к животу. Другой рукой она была готова сражаться.

      – Это все ваша дочка, – начала мать.

      Я обмер и весь сжался.

      – Да, это она. Ей ничего не стоит подбить других. Если бы не ее подначивания, мой сын не убежал бы из дома на ночь глядя.

      Что говорят эти взрослые!

      Я вздохнул и ткнулся головой в материнский живот:

      – Мам, я…

      – Значит, вы во всем вините мою дочку? – спросила мать Брей, выходя вперед.

      – Да, представьте себе! – с вызовом ответила моя мать.

      Брей спряталась за отцовскую спину. Она чувствовала, что вот-вот на нее хлынет целая лавина обвинений. Я тоже это почувствовал и, пока перепалка взрослых не зашла слишком далеко, вырвался из материнских рук и сердито крикнул:

      – Мама! Черт возьми…

      Мне показалось, что мать позабыла о Брей. Ее глаза округлились от удивления и гнева. Я осекся на полуслове.

      – Элиас, это что за манера? – Она сердито посмотрела на мать Брей и добавила: – Слышали? Успел поднабраться от вашей доченьки. Элиас никогда так не говорил!

      – Мама, остановись! Никто меня не подбивал. Я сам вылез из окна. Брей здесь ни при чем. Не смей ее обвинять!

      Мне было стыдно за свой крик, стыдно за то, что в присутствии чужих вынужден ставить собственную мать на место. Но я говорил слова, которые шли у меня от сердца. В общем-то, я действовал так, как она меня учила. «Элиас, вступайся за тех, кого обижают. Если кто-то измывается над слабым, не будь равнодушным наблюдателем. Всегда поступай и говори так, как подсказывает тебе сердце».

      Я надеялся, что дома мать вспомнит эти слова.

      Она глубоко вздохнула. Было заметно, как гаснет ее злость.

      – Извините, – сказала она родителям Брей. – Я не должна была так говорить. Просто очень переволновалась за сына.

      – Понимаю вас, –