Механический духовник Президента. Юрий Молчан

ые зубы, вбежал секретарь и помощники, все до рези в глазах одинаковые в пиджаках и галстуках.

      – Врача! Быстро! – прокричал Тилов, вместе с остальными помогая президенту прилечь на кушетку.

      Президенту закатали рукав. Человек в белом халате быстро извлек из чемоданчика пару ампул и ввел шприц в вену.

      – Ну как вы, Дмитрий Сергеевич? – поинтересовался он, когда президент открыл глаза. Измученное лицо сделалось бледным, но глава государства смотрит взглядом человека, который готов катить камень до конца, даже если Сизиф давно сошел с дистанции.

      – Отпустило, – проговорил Загорский. – Благодарю, Андрей Петрович.

      Врач посмотрел на экран планшета, покачал головой.

      – Датчики показывают, что у вас упало давление, – заметил он. – Повышенный уровень лейкоцитов в крови. Метастазов, правда, стало меньше.

      Усталым жестом Загорский велел Тилову и остальным выйти.

      – Позовите Растахова, – сказал президент негромко. Секретарь повернулся и торопливо кивнул. Он вышел, на ходу доставая смартфон и поправляя на ухе «устрицу» беспроводной связи.

      Когда они остались вдвоем, врач посмотрел на президента критически, поправил на халате перекосившийся бейдж с фамилией Домогаров.

      – Метастазов стало меньше, Дмитрий Сергеевич, – произнес он. – Но они все же есть. Ваш позвоночник…печень… Я не понимаю, как вы вообще можете работать. У вас же должна быть сильная слабость. А как часто приступы боли?

      Президент сел на кушетке, оперся спиной о стену. Платком вытер вспотевшее лицо.

      – Сегодня – третий раз за день. Еще месяц назад было каждые два часа.

      Домогаров покачал головой, брови изумленно взлетели.

      – Я, конечно, очень рад. Но…не понимаю. – Он устремил на президента глаза, вокруг которых собрались морщинки, а внизу пролегли тени. – В наш технологический век…целителей не осталось. Да их никогда и вовсе не было… Но даже если у вас…гм… эффект плацебо, я очень рад.

      Минут десять сидели в молчании, доктор подключился к остальным наноботам, плавающим в крови президента, и стал снимать на планшет дополнительные данные.

      За дверью раздались громкие шаги, голоса. Затем настойчиво постучали.

      – Входите! – сказал президент, и врач заметил, как его немолодое лицо вновь сделалось твердым. В глазах промелькнула надежда, но тут же укрылась за жестким и уверенным взглядом правителя.

      В кабинет вдвинулся высокий широкоплечий человек. Под горлом черной сутаны католического священника белеет манишка. На правой руке черная кожаная перчатка, на левой не хватает мизинца. Домогарова передернуло.

      – Андрей Петрович, – сказал президент, вновь морщась от вернувшейся боли. – Вы свободны.

      Недоверчивый, злой взгляд врача уперся в Растахова. Волосы на плечах здоровяка лежат неопрятными патлами, неухоженная борода спускается до груди. А еще у него, как сказали бы деревенские старики – бешеные глаза, словно в них тлеют адские угли.

      – Что ж, отдыхайте, Дмитрий Сергеевич.

      Тилов тут же закрыл за ним дверь, оставив президента с Растаховым наедине.

      – Это какое-то безумие, – сказал доктор секретарю. – Священник лечит президента, хотя тут бессильны нано-боты и немецкие медики. Натуральное средневековье!

      Тилов порыв возмущения не поддержал, и доктор вышел, неодобрительно цокая языком.

      Проследив по монитору, что врач ушел в комнату на другом конце длинного коридора, он устало потер виски и сказал через открытую дверь:

      – Саш, сделай-ка нам всем кофе. Похоже, опять до ночи засидимся.

      ***

      Водитель уверенно гонит джип, лихо обходя автомобили, которые, казалось, ползут, а не едут, по всем четырем полосам. Сидя на заднем сидении, Растахов задумчиво смотрит на окутанную ночными огнями Москву.

      Взгляд то и дело цепляется за католические храмы. Огни фонарей подсвечивают их празднично и торжественно, словно сегодня Пасха или Рождество, хотя календарь на линзе в правом глазу показывает четырнадцатое мая.

      Иногда взгляд вычленяет и золотистые купола православных церквей, но те выглядят слишком уж яркими, броскими, как скоморохи. Родные храмы католиков все-таки более величественны, есть в них нечто от отцов Церкви – великих апостолов Петра и Павла.

      – Вот подумай только, Сашка, – произнес Растахов, обращаясь к водителю, – что, если бы князь Владимир в 988 году принял не католицизм, а поддался бы на уговоры басилевса и окрестил Русь православием. Доказано, что вера влияет на менталитет. А католические страны живут богаче, как, впрочем, и протестантские. Как тебе такое?

      – Мне один черт, – признался водитель. – Я в церковь не хожу. А вот деньги – это хорошо.

      – Не поминай нечистого всуе, – буркнул Растахов рассеяно и добавил с сарказмом:– А только, когда действительно нужно.

      Достав смартфон, он разложил корпус, делая экран вдвое шире. Кликнул по иконке Скайпа и выбрал нужную аватарку.