Современные проблемы Российского государства. Философские очерки. В. Н. Шевченко

оперирует тем самым экзистенциальными категориями, что придает его решениям, поступкам и заявлениям качество реальности, ответственности и серьезности. Этих качеств лишены все утопические гуманистические и либеральные абстракции, превращающие драму жизни и смерти в войне в одномерную химерическую декорацию, в которой нет места победе и выживанию народа.

      Шмитт убежден в том, что пара «враг»—«друг», являющаяся и внешне– и внутреннеполитической необходимостью для существования политически полноценного общества, должна быть холодно принята и осознанна, в противном случае, «врагами» станут все, а «друзьями» никто. Это есть, убежден политолог, политический императив истории, и, похоже, современная реальность в полной мере подтверждает его правоту. Однако, если в России в 1990-е годы под флагом благостного «стремления» к миру во имя всего человечества и заявления о том, что у России нет врагов, был совершен радикальный отказ от базовых стратегических интересов и позиций нашей страны со всеми вытекающими отсюда последствиями, то совсем иначе дело обстояло на Западе. Образ нового врага создан 3. Бжезинским и С. Хантингтоном, которые формулируют политику США и ЦРУ. Уже в середине 1990-х гг. Хантингтон полагал, что люди Европы и Штатов нуждаются в том, чтобы кого-то ненавидеть – это помогло бы им отождествлять себя со своим обществом.

      Предыстория создания образа нового врага началась с середины 1960-х гг., когда США осознали, что их стратегический противник достиг уровня ядерной мощи, достаточного для причинения «неприемлемого ущерба». В Америке тогда начались лихорадочные поиски альтернативных сценариев воздействия на Советский Союз с целью нанесения ему поражения без угрозы развязывания новой мировой войны, т.е. «небоевыми» (в традиционном понимании) средствами. Таким образом, «ядерный тупик» открыл новую страницу в развитии военного искусства. Поскольку явная, «горячая» мировая война стала неприемлемой, ей на смену пришла новая форма войны – «холодная», проявлявшаяся в «конфликтах низкой интенсивности» и «тайных операциях».

      Руководители Советского Союза в свое время не поняли значение эпохальных изменений в методах ведения войны. Неудивительно поэтому, что наличие многочисленных вооруженных сил, оснащенных самым современным и эффективным стратегическим ядерным оружием, не спасло СССР от поражения в холодной войне, так как угрозы, которые привели к его распаду, пришли совершенно из иной – не-боевой, в традиционном понимании этого слова – сферы[120].

      По мнению американских теоретиков войны нового типа, могущество приходит сегодня из другого источника, используется по-другому и способно вызывать эффекты, которых не было никогда раньше[121]. В Докладе Министерства обороны США Конгрессу «Сетецентричное военное искусство» от 27 июля 2001 г. в работе «Реализация сетецентричного военного искусства», изданной Департаментом преобразования войск в 2005 г., а также в

120

См.: Гавриш Георгий. «Комбинация потрясений»: сетецентричное военное искусство /http: //www. noravank. am/rus/articles/security/detail.php 7ELEMENTID=5316

121

В конце 1990-х гг. в США появилась концепция «сетецентричных войн» (“network-centric warfare”), отражающей принципы ведения войны в условиях информационного общества. Высокопоставленными покровителями и политическими лоббистами новой теории стали Д. Рамсфельд, П. Вульфовиц и ряд других видных фигур в стане американских неоконсерваторов. К разработке указанной темы подключилось множество подразделений Пентагона и «мозговых центров» (think-tanks), что привело к учреждению в рамках военного ведомства США специального структурного подразделения – Департамента преобразования войск (Office of Force Transformation), ответственного за реформирование вооруженных сил США на принципах теории «сетевых войн». См.: Гавриш Георгий. «Комбинация потрясений»: сетецентричное военное искусство / Там же.