Славяно-русские древности в «Слове о полке Игореве» и «небесное» государство Платона. Леонид Гурченко

великое, сказывать,

      и сами на себя крамолу ковать,

      а язычники со всех стран

      нападают с победами

      на́ землю Русскую.

      Припев. О, далече зашел сокол,

      птиц бья, к морю!

      А Игорева

      храброго полку нé́ воскресить:

      за ним крикнул плач,

      и вопль понесся по Русской земле,

      дым беды

      мыкая в пламенном роге, —

      Жены русские

      восплакались, так крича:

      «Уже нам своих милых воев

      ни мыслию смыслить,

      ни думаю сдумать,

      ни очами соглядеть,

      а злата и сребра

      ни мало того погубить нам». —

      И встонал, братья,

      Киев печалью,

      а Чернигов напастьми,

      тоска разлилася

      по Русской земле,

      печаль сильна течет

      средь земли Русской.

      А князья сами на себя

      крамолу ковали,

      а язычники сами победами

      нарыскали на Русскую землю,

      беруще дань

      по беле о́т двора.

ПЕСНЬ 11

      Те же ведь два

      храбрые Свято́славлича,

      Игорь и Всеволод,

      теперь злобу пробудили,

      которую тот, было, смирил

      отец их Свято́слав,

      Грозный Великий Киевский.

      Грозою был,

      и пристращал,

      своими сильными полками

      наступил на землю Половецкую,

      притоптал холмы и яруги взмутил реки и о́зеры,

      иссушил потоки и бо́лота.

      А безбожного Кобя́ка

      и́з Лукоморья,

      от железных великих полков половецких,

      будто вихрь выхватил,

      и упал Кобяк в граде Киеве,

      в гриднице Свято́слава.

      Тут баряне и венециане,

      тут греки и моравы

      поют славу Свято́славу,

      карят князя Игоря,

      что погрузил имение на дно Ка́ялы,

      реки половецкой,

      русского злата насыпал.

      Тут Игорь князь

      Высел из седла злата,

      а в седло кощеево;

      уныли ведь градов забралы,

      и веселие поникло.

СОН СВЯТО́СЛАВА

      А Свято́слав дурен сон видел

      в Киеве на горах:

      «Эту ночь с вечера

      одевали меня, сказал,

      черным покрывалом на кровати тисовой,

      черпали мне синее вино

      с тоской смешано,

      сыпали мне смертными колчанами

      безбожных тиверцев

      отборный жемчуг на лоно,

      и нежили меня;

      уже доски без конька

      в моем тереме златоверхом;

      ночью с вечера серые враны возгра́яли,

      у Плеснеска на́ оболоне

      были могилы дани,

      и не послать к Синему морю». —

      И молвят бояре князю:

      «Теперь, князь, тоска ум полонила,

      вот ведь два сокола слетели

      с отча стола злата

      поискать ли града Тьмутороканя,

      а либо испить шеломом Дону;

      уже со́колам крылья припешили

      нечистых саблями, а самих ведь опутали

      в