Северный круг. Александр Прозоров

расползающимся по тонкой деревяшке пламенем, а потом коротко разрешил:

      – Беги…

      На долю мгновения открытая створка и пробоина в стекле через улицу соединились тонкой голубой нитью, как тут же грохнул пугающий в ночной тишине взрыв – третье слева окно в ослепительной вспышке вылетело наружу. Пламя слегка осело, потемнело и заплясало красными огоньками. Испанец опасливо покосился через плечо – смертные безмятежно спали.

      Гость аккуратно закрыл створки – впрочем, поднимать на подоконник цветы поленился, – закинул рюкзак за спину, взял палку, прихватил мимоходом яблоко со стола. На секунду остановился у двери, прислушиваясь к происходящему снаружи. В коридоре царила тишина. Кто проснулся от взрыва – прилип к окнам, кто ничего не услышал – дрых себе спокойно до звонка будильника.

      Испанец, бесшумно ступая, скользнул из комнаты, мягко прокрался к входной двери и просочился на лестницу.

      Санкт-Петербург, Заставская улица.

      14 сентября 1995 года. 11:55

      Алексей поднялся на четвертый этаж, вышел в коридор и остановился, глядя под ноги. По каменному полу неторопливо бежали струйки воды, по которым, как маленькие, но очень гордые кораблики, плыли хлопья пены. Дикулин, переступая ручейки, подошел к выделяющейся черным прямоугольником двери, заглянул внутрь:

      – Добрый день, Сергей Леонидович.

      – Издеваешься, массажист? – вздохнул следователь, который тоскливо замер посреди кабинета, больше напоминающего погашенный для ремонта котел угольной ТЭЦ. От столов, сколоченных из прочного огнеупорного ДСП, остались только скрюченные остовы, от деревянных стульев – вообще ничего. По странной прихоти огня на полу сохранилось несколько пятен зеленого линолеума. Еще выжили сейфы, обильно присыпанные пеплом расследованных и не очень уголовных дел, украшенные обугленными деревяшками и осколками стеклянного графина вкупе со стаканами.

      – Солидно вы тут вчера покуролесили, – сочувственно кивнул Дикулин. – Отмечали чего-нибудь?

      Нефедов повернул к нему лицо, и у Алексея сразу пропало желание шутить. Он прокашлялся, спросил:

      – А что тут вообще гореть могло?

      – Да дела и горели, будь они неладны!

      – Это вообще не я, Сергей Леонидович, – пожал плечами Дикулин. – Честное слово, и в мыслях не имел.

      – Да я знаю, Леша, – кивнул толстяк.

      – А чего тогда звали?

      – На сейф посмотри. Во-он ту головешку видишь? Опознать сможешь? Давай, Леша, постарайся…

      Дикулин пожал плечами, взял в руки полуизогнутый, потрескавшийся и обугленный кусок дерева. И вдруг почувствовал, как по рукам поструилось тепло, меж лопаток забегали мурашки, и где-то там, по ту сторону бытия, опять ощутился живой интерес к его, Алексея Дикулина, личности. Он торопливо вернул останки на мокрый и закопченный сейф:

      – Это кошка. Та, что у знахаря в Красном Селе нашли.

      – Правда? – оживился следователь. – А опознать ты ее сможешь?

      – Дык, опознал же!

      – Нет,