Черные комиссары. Богдан Сушинский

понятно, что затеянный нами разговор требует завершения.

      Подождав, пока румынские офицеры скроются за камышовыми зарослями, барон перевел взгляд на крышу видневшейся вдали, на холме, камышовой хижины, которая с первого дня привлекала его внимание. Недавно фон Гравс наведался к ней и обнаружил, что строение это стоит на болотном острове и добраться до него можно только по полузатопленному бревенчатому настилу, по эдакой гати. Однако сам островок был каменисто-песчаным, сухим, и поскольку он хорошо прогревался весенним солнцем, то теперь старинные сосны, окружавшие хижину, наполняли воздух резким запахом хвои и древесной смолы.

      Бегло осмотрев хижину, барон так и не понял, каково ее истинное предназначение, однако аккуратно сложенная печь, лежанка и все прочее свидетельствовали о том, что она могла давать приют любому страннику, в том числе и заброшенным сюда, в плавни между двумя гирлами, парашютистам. Впрочем, о парашютистах и диверсантах бригадефюреру думать сейчас не хотелось. Другое дело, что на какое-то время он и сам почувствовал себя одним из таких странников.

      Выслушав доклад адъютанта Гольдаха и двух солдат охраны о том, что все окрестности острова осмотрены, он уселся на «скамью», которой служило здесь положенное на пни ивовое бревно. Ему не хотелось думать ни о войне, ни о разведке. Он долго сидел под сомкнутыми сосновыми кронами, почти умиленно всматриваясь в пульсирующий родничок на дне неглубокого, в два лопатных штыка, колодца и предаваясь при этом бездумному полузабытью.

      В каких-нибудь двух десятках километров отсюда пролегали берега одного из рукавов величайшей европейской реки[10], которые вскоре должны были стать берегами фронтового противостояния, берегами войны, причем, судя по всему, тоже мировой. Так что эти минуты, проведенные посреди девственной природы, приобретали для генерала какое-то особое значение. И не только потому, что он – военный; давали знать о себе жизненный опыт и возраст, которые все напористее достигали у него порога молитв и исповедей.

      Этот камышовый хуторок настолько понравился фон Гравсу, что после проведенного там часа ему уже не хотелось возвращаться на «Дакию», хотя до этого он считал свою яхту лучшим штабным строением из когда-либо придуманных военными инженерами. В свое время это снабженное двумя бортовыми крупнокалиберными пулеметами судно служило личной яхтой адмиралу, командующему румынской Дунайской флотилией, а по существу было его плавучим штабом. Но около года назад оно с какой-то оказией было куплено РСХА на некое подставное лицо, в счет поставок румынам германского вооружения.

      Ходили слухи, что после небольшого ремонта и переоснащения «Дакия», только уже под другим названием, должна была стать дунайской яхтой фюрера, поскольку соответствовала всем выдвигаемым к подобным судам требованиям. Но что-то в этом замысле берлинского чиновничества не сработало, и вскоре бронеяхта была высочайше пожертвована для нужд «СД-Валахии».

      Если учесть, что «валашскому фюреру» и его разведывательно-диверсионным

10

Устье Дуная расчленяется на три больших гирла (рукава): Килийское, пограничное между Румынией и СССР (а теперь – Украиной); Сулинское и Георгиевское, находящиеся на территории Румынии. Все они образовывают два сравнительно больших болотистых, малозаселенных острова.