Похищение Муссолини. Богдан Сушинский

на полдороге между Рангсдорфом и предместьем Берлина, как только они углубились в казавшийся бесконечным сосновый лес, покачивающийся на ветру пожелтевшими от солнца пышными кронами, Скорцени приказал водителю свернуть в одну из просек, а еще метров через сто, когда ветки над «оппелем» совсем сомкнулись, остановиться.

      Из машины Скорцени вышел молча, но Гольвег понял, что ждать приглашения не следует, гауптштурмфюрер решил поговорить с ним наедине вон у той полуразрушенной беседки, из-под которой вытекает небольшой рассеивающийся между болотными кочками ручеек. Он не впервые встречается со Скорцени и уже успел заметить, что все серьезные операции тот предпочитал обсуждать где угодно, только не в стенах своего кабинета.

      – Гольвег, сейчас вы узнаете только то, что вам положено знать, – жестко проговорил Скорцени, отбивая рукой в грубоватой кожаной перчатке отвисшую доску с поржавевшими гвоздями, мешавшую входить в беседку.

      Однако, отбив ее, вовнутрь так и не вошел. Вторая доска, которую он ребром ладони отсоединил от балки, ему и вовсе не мешала. Это была разрядка. Гольвег еще никогда не видел этого гиганта таким взволнованным – уж кто-кто, а «венский фюрер» умел скрывать свои чувства.

      – Завтра же вы отправитесь в Италию. Мне нужно знать, где находится Муссолини.

      – Но ведь он арестован.

      – Если бы он отдыхал в своей резиденции, то совершенно не интересовал бы меня. А вас – тем более. Он арестован, однако место его пребывания тщательно скрывается. И от тех, кто хотел бы отомстить ему, и тем более от тех, кто, наоборот, готов пожертвовать жизнью. ради того, чтобы снова подарить ему свободу. Поэтому…

      – В таком случае место его заключения, очевидно, довольно часто меняют. Возможно, используя для этого вовсе не тюрьмы и казарменные казематы, а, например, плавучую тюрьму в виде совершенно неприметной канонерки, – не совсем тактично перебил его Гольвег.

      Но взгляд, которым Скорценн просверлил его, оберштурмфюрер должен был истолковать не как укор, а как похвалу учителя.

      – Вот почему из всех людей, которых знаю в Берлине, я запросил из ставки фюрера именно вас, Гольвег. Мне нравится ход ваших мыслей. Но дело не только в этом. У вас остались старые связи с несколькими опытными сотрудниками итальянской секретной службы. Так вот, настало время активно разрабатывать их. Найдите через них людей, которые поймут, что своей информацией они помогут спасти дуче, а значит, и самих себя. Их информация будет оплачена трижды. Во-первых, нами, в фунтах-стерлингов – подчеркивайте это, английская валюта у них там сейчас очень котируется. Во-вторых, самим дуче, если, конечно, Бог и фюрер не отвернутся от него. И, наконец, со знанием честно исполненного долга. Да-да, Гольвег, есть люди, для которых и это чувство еще что-нибудь да значит.

      – Не смею сомневаться, гауптштурмфюрер. Если я верно понял, речь идет о том, чтобы вырвать его живым, – осторожно уточнил Гольвег.

      Какое-то время Скорцени настороженно всматривался