Граница безмолвия. Богдан Сушинский

уже и слушок пошел?!

      – Говорят, однако. Сам слышал, – подтвердил Оркан.

      – Странно. И от кого наслышан, ефрейтор?

      – Солдатский телеграф. Выдавать не принято.

      – Скорее всего, от фельдшера.

      – От него, – тотчас же простодушно сознался Тунгуса.

      – Болтливейший он человек, – незло покачал головой Загревский. – Самый болтливый из всех «граничников».

      «Граничниками» служащих заставы издавна называли кочевники тундры, и слово это настолько прижилось, что все чаще появлялось даже в официальных бумагах, вытесняя привычных, уставных «пограничников».

      – Но все-таки уходите? – поинтересовался теперь уже старшина.

      – Не нагнетай, Ордаш. Дожить бы до корабля, мундиры с аксельбантами, – задумчиво ответил начальник заставы, поднося к глазам бинокль. – А уж удастся ли уйти с кораблём – это вопрос генштабовский.

      «Уйти с кораблём», как говорили здесь, на заставе, было пределом мечтаний каждого пограничника. Судно появлялось обычно раз в году, в конце июля или в начале августа, когда Северный морской путь окончательно очищался от дрейфующих льдин. Это был специальный военно-транспортный корабль, который обходил редкие здесь, в Заполярье, заставы, вплоть до устья Лены, высаживая пограничников-новобранцев и забирая тех, кто осенью должен был демобилизоваться. А заодно пополняя запасы застав топливом, продовольствием, боеприпасами и всем прочим, что необходимо было гарнизону для суровой длительной зимовки.

      На борту этого же корабля уходили офицеры и старшины-сверхсрочники, которых переводили на службу куда-нибудь «на материк», то есть в европейскую часть страны, в Среднюю Азию или на Кавказ. А на смену им прибывали служивые, которым надлежало отбыть здесь пять положенных «полярных» лет.

      – И переведут вас, товарищ старший лейтенант, в Крым, – мечтательно вздохнул Оленев. Намотав на руку канат, он пытался ловить ускользавший ветер и в то же время держать курс на выступавшую из подводной гряды лагуну, в глубине которой серело здание бывшей англо-шведской пушной фактории.

      – Почему именно в Крым? – поинтересовался начальник заставы.

      – Море там…

      – Здесь тоже море.

      – Теплое море там. Теплая земля теплого моря.

      – Тунгус, мечтательно бредящий теплой землей и теплым морем, – уже не тунгус.

      – Мой отец говорил почти то же самое. Он говорил: «Тунгус должен жить не в тепле, а в снеге». Я никогда не был настоящий тунгус, потому что всегда мечтал стать моряком, плавать в теплых морях и жить на теплой земле, а тундра суеты не любит.

      – Тунгус мечтает жить на юге и быть моряком, а моряк с юга, старшина Ордаш, спокойно приживается в тундре и мечтает переродиться в настоящего тунгуса, – иронично проворковал начальник заставы. – Мир перевернулся.

      – …Не мечтает, а уже упорно перерождается в настоящего тунгусского шамана, – в том же тоне поддержал его старшина.

      – Зачем о шамане говоришь, старшина?! – вдруг холодно