Супердвое: убойный фактор. Михаил Ишков

воздушном пространстве, могу отметить: это чудо. Мне хотелось петь, но помня приказ Поджигайло – «не дурить!», я не отважился нарушить его.

      Более возвышенного наслаждения я в своей жизни не испытывал, хотя в первые минуты полета мне то и дело становилось жутко, особенно когда машина вдруг проваливалась вниз и желудок подступал к горлу. Спасала мысль, что, вопреки мнению Поджигайло, с которым попозже следует основательно разобраться, мне повезло с начальником. Оказывается, Федотов сам допер, где искать факты. Это резко добавляло энтузиазма. В полете я испытал незабываемый восторг – враг решил сжечь наши лесопилки!? Так не бывать этому!

      Эй, комроты, даешь пулеметы!..

      Мы вылетели ночью. Наша советская земля сверху выглядела пустыней, через которую очень редко пробивались редкие огоньки. К утру прибыли в Ижевск, там дозаправились, Поджигайло передал спецпочту, и снова в небо. В Пермь[10] прилетели под вечер, и, если бы не воспитанная с детства привычка исполнять приказания, я бы не решился настаивать на связи с Москвой.

      О чем было докладывать? О радостях полета? О том, что на прямой вопрос: почему Поджигайло считает, что мое начальство не жалеет сотрудников, – тот дал странный, я бы сказал, подозрительный, ответ: «Потому что ночной полет не время для полетов».

      На прощание летчик похвалил меня.

      – А ты, Трущев, молодец. Хорошо, что кабину не облевал!..

      От такого рода похвалы мне стало не по себе. Я даже Тане никогда не рассказывал о первом полете. Тебе первому.

      Ладно, проехали…

      Федотов оказался прав и в том смысле, что начальник местного управления НКВД при виде посланца из Москвы особой радости не испытал. Чем бы ни закончилась моя миссия, но если я что-нибудь раскопаю, ему по-любому могло влететь за поверхностно проведенное расследование, пусть даже проведено оно было при прежнем начальнике управления, у которого он был заместителем.

      Глянув на меня, он, по-видимому, решил, что такого коротышки опасаться нечего, и сразу начал настаивать, чтобы к расследованию подключились его люди. Я отказался и попросил связать меня с Москвой. Старший майор попер на меня – о чем докладывать, поработай сначала под руководством моего зама по контрразведке, тогда и доложишь! Пришлось настоять на своем – настоять решительно, чего местный начальник никак не ожидал от недомерка с петлицами младшего лейтенанта.

      При телефонном разговоре с Федотовым он не присутствовал, но, полагаю, ему сразу донесли – московский гость сообщил своему начальнику, что встретили его в высшей степени гостеприимно (что было враньем), местные товарищи пообещали помогать во всем, что потребуется для выполнения задания Берии (чтобы защитить свои задницы). Услышав о Палыче, старший майор сразу сменил тон, и мы втроем, включая его заместителя, невзирая на позднее время, засели за разработку плана мероприятий.

      Я до сих пор поражаюсь чутью Федотова, отправившего меня именно в Пермь, а не в Свердловск или, скажем, в Краснозатонск, где, казалось бы,

10

Этому древнему городу еще с полгода оставалось называться своим исконным именем. В 1940 году его переименовали в Молотов, каким он и оставался до 1957 года.