Три «Д» для миллиардера. Свадебный салон. Тала Тоцка

из чехла крылышки, которые нам выдали вместе с костюмом цветочной феи. Садимся за стол и начинаем мастерить.

      Ди показывает, куда клеить. Мальчики по очереди ставят клеевые точки, я длинным пинцетом достаю блестки из контейнера и накладываю на клей. Потом все по очереди берут пинцет и пробуют клеить сами. Даже Стефа присоединяется к нам.

      Моя девочка счастлива, ее личико сияет, когда она представляет, как красиво будут переливаться на сцене крылышки.

      – Мамуль, а как ты думаешь, Артуру понравятся мои крылышки? – спрашивает она, и мы со Стефой растерянно переглядываемся.

      – Артуру Аслановичу, – поправляю я механически. – Конечно, понравятся, у него же таких нет.

      Теперь озадаченно переглядываются мои дети, и я мгновенно угадываю ход их мыслей.

      Прости, Тагаев, но, похоже, тебе светит пара сверкающих крыльев, и раз уж ты подписался изображать Доброго Фея, то придется соответствовать образу.

      Вид порхающего с цветка на цветок Тагаева меня слегка развлекает, но ненадолго. Эти крылышки в любом случае нужно будет вернуть вместе с костюмом.

      Дети взбудоражены, день сегодня выдался сумбурный и наполненный событиями, и я с трудом их укладываю спать. Когда они, наконец, засыпают, иду на кухню, где Стефа уже ждет меня с ароматным чаем с мятой и мелиссой.

      – Они тебе рассказали? – спрашиваю, не уточняя, кто и что рассказал. Она и так все понимает.

      – Рассказали, – вздыхает Стефа.

      – А теперь я тебе кое-то расскажу, – сажусь рядом и передаю наш разговор с Тагаевым, в котором он расспрашивал меня об отце моих детей.

      Стефка кусает губы и в отличие от меня, уже допивающую свою кружку, к чаю пока не притрагивается.

      – Не нравится мне все это, – говорит, когда я замолкаю.

      – А мне как не нравится, – соглашаюсь уныло.

      – Послушай, Настюш, – она берет меня за руку, – а ты не могла тогда ошибиться? Он точно слышал ваш разговор?

      – Что ты хочеш сказать, Стеф, – холодею я и понимаю, что эта мысль тоже не дает мне покоя.

      – Что Артур ничего не знает. Ни о детях, ни об аборте, – смотрит мне в глаза Стефания, и я закрываю руками лицо.

      Нет. Не могу в это поверить. Это полностью рушит мир, который я сама для себя выстроила, и в котором были четко поделены роли на «наших» и «врагов».

      – Нет, – мотаю головой, – не может быть, Стефочка! Он стоял и смотрел на меня сверху.

      – А когда ты его заметила? Ты помнишь этот момент?

      Холодею еще больше, потому что, конечно, помню.

      – Да, – отвечаю еле слышно, – перед самым уходом.

      Стефа выпрямляется на стуле, как будто глотнула шпагу.

      – Послушай меня, девочка моя. Посмотри, как потянулись к нему дети. Они бы почувствовали, если бы он был негодяем, поверь мне.

      – Дети и родителей-алкашей любят, – слабо возражаю я больше из упрямства, – детская любовь безусловна.

      – Но ты видишь, как он отнесся к твоему рассказу об их отце, – парирует Стефа. – Чем ты это объяснишь?

      – Биполярочка