Каждый в нашей семье кого-нибудь да убил. Бенджамин Стивенсон

ничем не примечательны. Я просто никогда не считал, что трапезы с таким количеством молока могут быть драматическими. В моей жизни было всего три насыщенных событиями завтрака. О двух вы знаете. К третьему причастна сперма, но нам нужно познакомиться немного ближе, прежде чем мы доберемся и до этого.

      Браки часто обвиняют в утрате искристости. Как будто в них есть какой-то сверхъестественный заряд энергии, которым можно распорядиться неправильно, растратить не на то. Вероятно, следует отметить, что, если бы даже моя супруга развивала отношения с моим осужденным братом исключительно по телефону и электронной почте, поскольку посетителей к нему не пускали, и я ничего не узнал бы, наш брак уже завершился. И не позволяйте мне изображать ее здесь виновницей всего, потому что она не виновата, наш брак просто закончился, и все. В ту ночь, когда приехал Майкл с мертвецом на заднем сиденье машины, мы уже спали в разных комнатах. В противном случае Эрин могла бы увидеть деньги, когда я швырнул их на свою кровать. Но проблемой была вовсе не искра. А зажигалка, кремень, спички. И они не были потеряны, их забрали. Мы не утратили нашу искру, у нас не осталось инструментов, чтобы высечь ее.

      – Не хочу, чтобы это выглядело странно, – пробормотала Эрин за тем завтраком.

      И при этом крутила на пальце обручальное кольцо. Я углядел здесь метафору взрывающегося брака, а не признак того, что моя жена сильно похудела. Щеки и бедра человека отражают краткосрочные взлеты и падения, но когда ты видишь их на руках… Я знал, что мы оба истончаемся, но раньше мне приходилось стаскивать с нее это кольцо, будто я заводил цепную пилу. Видя, как оно болтается на пальце, я подумал: что же я делаю с Эрин? Не поймите меня неправильно, между нами не было никакой жестокости: ни ссор с руганью, ни швыряния тарелок. Но мы достигли той точки, где, даже просто находясь рядом, причиняли что-то друг другу. Возможно, если бы Эрин не крутила это кольцо, я сказал бы что-нибудь другое, но она крутила, и другого я не сказал.

      – Можешь делать, что хочешь.

      Она улыбнулась мне, глаза у нее блестели, но не оттого, что она улыбалась, и попросила не говорить пока Люси.

      Я не чувствовал потребности попросить о чем-нибудь ее. Завтрак – неподходящее время. И потом, я вообще никогда ни о чем не просил. Хотя, конечно, думал об этом. Иногда я размышлял: может, ей просто нравится ощущение опасности. Я читал о таких случаях, когда женщины влюблялись в приговоренных к смертной казни, и некоторые из таких заключенных даже имели по несколько жен. Или человек, сидящий в тюрьме, был для нее облегчением. Ведь это отношения, в которых границы существуют в буквальном смысле, ей не приходилось беспокоиться о других вещах – вещах, которые разделили нас. Майкл был не способен совершать мои ошибки, потому что он вообще не пересекался с жизнью Эрин. Я перебрал все варианты, поверьте мне. Может быть, она напилась каннингемовского «Кул-Эйда»[4] и, по иронии, видела в этом выражение преданности. Может быть, она больше верила в него, чем в меня. Может, у него был кремень. Когда меня захлестывала

4

Пить «Кул-Эйд» – выражение иронично описывает поведение человека, который верит в какую-нибудь опасную идею из-за предполагаемой высокой награды, меняет свои взгляды под давлением окружения и из-за этого попадает в экстремальные ситуации или проникается какой-нибудь нелепой идеей до такой степени, что готов умереть за нее.