Переизбранное. Юз Алешковский

нельзя задавать органам таких вопросов. Вообще никаких вопросов не надо задавать! Иначе быть беде! Вы член кассы взаимопомощи? – Я решил, Коля, что Карцеру необходимо побыть в моей шкуре.

      – Естественно. Кто в наше время не член кассы взаимопомощи? – вдруг, ожимши, отвечает Карцер.

      – Когда последний раз брали ссуду?

      – Перед Женским днем.

      – Сколько?

      – Две тысячи, а что?

      – Фамилия?

      – Карцер.

      – Который?

      – Валерий Чкалович. Папа изменил мое отчество в знак уважения к великому летчику.

      – Итак, перед Женским днем вы, Валерий Чкалович, недовольные тем, что за подписку на заем с вас выдрали всю получку, растерзали прогрессивку и расстреляли квартальные, получили ссуду в две тысячи рублей. С рассрочкой?

      – До Дня медицинского работника.

      – Вам известно, что за деньги находились в кассе взаимопомощи вашей секретной лаборатории?

      – Очевидно, бывшие в обороте кассы.

      – Чем пахнут деньги, по-вашему?

      – По-моему, ничем. А что вас все-таки интересует?

      – Меня интересует факт получения вами из сберкассы взаимопомощи денег, не пахнущих ничем, но принадлежащих швейцарской разведке!

      – Боже мой!

      – Кто из ваших сотрудников в дни получек говорил: е… я кассу взаимопомощи?

      – Уборщица Танеева, сантехник Рахманинов Ахмед и физик-теоретик Равель.

      – Вот они-то и останутся на свободе. Есть у нас все ж таки настоящие советские люди! Вы расписались в получении ссуды?

      – Конечно. Честное эйнштейновское! Честное курчатовское! Но что вас все-таки интересует?

      – Хватит финтить, Карцер! Хватит уходить от откровенности! Пора кончать с инфантилизмом тридцатых годов!

      – Что я сделал? Что я сделал? Что я сделал?

      – Я отвечу на ваш вопрос, но не раньше, чем мы убедимся, что нас не видят и не подслушивают профсоюзы. Они возомнили себя, видите ли, школой коммунизма! Тогда как последней являемся мы, органы!

      – Совершенно справедливо! Наш парторг Бахмутова – ваш секретный сотрудник! Что я должен сделать в плане борьбы с инфантилизмом тридцатых и двадцатых годов?

      – Плюньте три раза и размажьте сопли вон на том цветном фото.

      – На «Вот кого уж никак нельзя заподозрить…»?

      – На это и дурак невинный плюнет. На другое, которое слева. Да, да!

      – На это фото я отказываюсь плевать категорически. Это – святотатство! Глумление и самооговор! «Рабочие ЗИСа получают прибавочную стоимость» – гордость нашей фотографии! Я не могу! Разрешите плюнуть на «Изобретатель Эдисон крадет у гениального Попова граммофон»?

      – Не разрешаю. Если вы не харкнете на «прибавочную стоимость», мы уничтожим вашу докладную записку о целесообразности создания программного устройства, моделирующего суровые приговоры врагам советской власти задолго до предварительного следствия.

      – Только не это! О нет! Только