Германтов и унижение Палладио. Александр Товбин

вежливыми откашливаниями, увидел кривые скучающие усмешки, представил, как ревниво листают его будущую книгу коллеги невысокого полёта, как, пролистав, а то и прочтя с пятого на десятое, рассыпавшись в дежурных похвалах при встрече с ним на кафедре или в академическом коридоре, иначе её потом меж собой оценят.

      – Чему удивляться? Для Германтова по-прежнему нет ничего святого.

      – В этой книге он усугубил недостатки всех своих прошлых книг: уход в крайности, явно избыточная философичность, перегруженность деталями.

      – А громоздкость композиции?

      – Непонятно даже, что на чём в этой махине держится.

      – И, как всегда у него, телега впереди лошади.

      – Конечно, это же его фирменный принцип: он ставит искусство впереди жизни.

      – Да ещё неуместные личные излияния.

      – Добавьте сравнения, которые он берёт с потолка.

      – Фирменный стиль ли, печать психопатии, как хотите, так и обзывайте, – палец медленно вертится у виска. – Он ведь – не забыли? – даже не постеснялся Джорджоне с Хичкоком сравнивать!

      – Да, он в своём разнузданно-разудалом постмодернистском репертуаре, язык без костей, а выводы, как всегда, притянуты за уши, – откликнется с гаденькой гримаской тот ли, этот из безликих доцентов, перебирая, будто чётки, корешки-вершки каталожных карточек. Роль интерпретаций растёт, спору нет, однако Германтов, похоже, вконец свихнулся, фантазии, которыми он без стеснения упивается, одним махом отменяют объективные факты.

      – Всё хуже! Наш многоуважаемый ЮМ не отменяет, а выхолащивает факты и жульничает, заигрывается фишками; он не концептуалист, которым слывёт, он шулер и подтасовщик.

      – Наплодил фиктивных сенсаций…

      – Да ещё сумел им придать надлежащий лоск…

      – Почему-то сенсации-однодневки – живучи, почему-то любые измышления и идейные подставы ему прощают…

      – Сила внушения? Он-то уверен, что всё, что ни напишет, сойдёт за новое слово, но мы почему играем по его правилам?

      – Считает ниже своего достоинства хоть что-то доказывать! Спровоцирует драку, чтобы кони с людьми смешались, а потом ехидно на кучу-малу посматривает.

      – И когда всё это начиналось?

      – Давно. Помните его веснушчатую пассию, Гарамову – видную такую, с норовом? Так отец её, говорят, был большой шишкой во внешней разведке, под дипломатическим прикрытием за границей жил, он-то, говорят, и потащил волосатой ручищей Германтова наверх.

      – Но как же столько лет Германтову удаётся дурачить публику?

      – Изворотливая отсебятина – на каждой странице!

      – Отсебятину-то как раз и выдаёт он за самобытность, да ещё и обнажается, бравируя самобытности ради своими изъянами, подмешивает к наукообразным рассуждениям личные откровения.

      – Да, личные излияния-откровения.

      – Эксгибиционист!

      – Несомненно.