Костюм Арлекина. Леонид Юзефович

на сельском кладбище, лежала жена Ивана Дмитриевича, здесь он безвыездно прожил до самой смерти. Судьба отпустила ему еще пять с половиной месяцев.

      Вскоре после переезда Иван Дмитриевич писал сыну: «У меня созрела мысль разработать и издать в виде записок накопившийся в продолжение моей служебной деятельности любопытнейший материал, который мог бы составить что-то вроде уголовной хроники нашей северной столицы за последние тридцать лет. Не попытаешься ли ты заинтересовать этим проектом какого-нибудь солидного издателя?»

      Под словом «солидный» подразумевался тот, кто в состоянии хорошо заплатить. Будучи небогатым человеком, Иван Дмитриевич понимал, что для него это единственный способ заработать хоть какие-то деньги.

      Само собой, мемуары великого сыщика могли стать ходким товаром. Издатель нашелся быстро, и не один. Иван Дмитриевич выбрал самого щедрого, взял аванс и с увлечением засел за работу. Он привел в порядок свой архив, завел картотеку, составил детальный план будущих записок, придумал названия глав и подобрал к ним эпиграфы, затем дело как-то застопорилось. Всё, казалось, было продумано до мелочей, но по мере того как усложнялся этот план, включая в себя новые пункты и подпункты с римскими или арабскими цифрами, всё бледнее становились картины прошлого, поначалу ослепительно яркие. Однажды утром Иван Дмитриевич с грустью осознал, что чем подробнее план, тем труднее претворить его в нечто большее. Он попробовал писать совсем без плана, но и тут успеха не добился. Не помогали ни кофе, ни крепкий чай. Наконец кто-то из знакомых, кому он жаловался в письмах, рекомендовал в помощники столичного литератора Сафронова, автора двух повестей в «Русском вестнике». Заочно сошлись на том, что за свой труд он получит треть обещанного издателем гонорара, и в августе Иван Дмитриевич встретил гостя на станции в четырех верстах от дома. Это был изящный рыжеватый блондин лет под сорок, вежливый и аккуратный. Его багаж уложили на подводу, сами пошли пешком. Погода стояла райская, на небе ни облачка.

      – Красота какая! – восхитился Сафронов.

      – Да, места у нас чудесные, – с гордостью ответил Иван Дмитриевич.

      Шли полями, вдали уже видна была сверкающая на солнце река. Сафронов сосал травинку.

      – Сколько, – спросил он, деловито щурясь, – нам понадобится времени?

      – На что? – не понял Иван Дмитриевич.

      – На всё про всё. Как долго я у вас проживу?

      – Если ежедневно я стану рассказывать по одной истории, то, думаю, около месяца.

      – По две-то не выйдет?

      – Есть такие, что можно и по две, но немного. Так что рассчитывайте на месяц.

      – Я думал, за неделю управимся.

      – Зато отдохнете на свежем воздухе. За грибами пойдем, на рыбалку можно съездить.

      – А как вы собираетесь организовать наш рабочий день?

      – Вы спите после обеда? – в свою очередь поинтересовался Иван Дмитриевич.

      – Нет. У меня нет такой привычки.

      – У меня тоже. Значит, прямо сегодня и приступим. Я буду говорить, вы – записывать. Всё очень просто. Для скорости советую пользоваться карандашом, причем не граненым, а круглым. Не то мозоль на пальце обеспечена.

      – Не всё так просто, как вам кажется. Мне придется изрядно попотеть, чтобы изменить мой стиль до полной неузнаваемости.

      – Это еще зачем?

      – У меня есть свой читатель, – объяснил Сафронов, – и он сразу смекнет, чьей рукой написаны ваши мемуары.

      Обедали на веранде. Здесь же Иван Дмитриевич сам сварил на спиртовке кофе и разлил его по чашкам. Затем, вручив Сафронову план своих записок, он предложил:

      – Выбирайте, что понравится. С этого и начнем.

      Сафронов прочел заголовки первых трех глав: «Зверское убийство на Рузовской улице», «Кровавое преступление в Орловском переулке» и «Смерть на Литейном».

      – Несколько однообразно, – заметил он, проглядев список до конца.

      Дальше менялись лишь названия улиц и варьировались эпитеты: одно убийство именовалось «кошмарным», другое – «страшным» и так далее.

      – Увы! – развел руками Иван Дмитриевич.

      Сафронов пригубил кофе и, возвращаясь к началу реестра, спросил:

      – На Рузовской кого убили?

      – Прачку Григорьеву.

      – А в Орловском переулке?

      – Дворника. Фамилия – Клушин.

      – Нет ли кого-нибудь починовнее?

      – Есть, разумеется. «Смерть на Литейном» – это про барона Фридерикса из Департамента государственных имуществ.

      – Его зарезали или застрелили?

      – Ни то и ни другое. Орудием убийства послужили щипцы для колки сахара.

      – Раскаленные?

      – С чего вы взяли?

      – Я так понял, что его пытали с помощью этих щипцов и он умер под пыткой.

      – Бог с вами! Стукнули сзади по темени, и готово. Старинные бронзовые щипцы, весят, наверное, фунта полтора.

      Сафронов