Анины рассказы. Анна Субботина

послушно встала и закрыла дверь на щеколду.

      Женщина – это картина, мужчина – это проблема.

      Оскар Уайльд

      Утром 2 мая я проснулась в отличном настроении. Одновременно энергичной, полной сил и в то же время размякшей и томной. Резко вставать не хотелось. Напротив, мечталось еще поваляться и подробно вспомнить все детали вчерашней ночи. Я обнимаю одну подушку и зарываюсь лицом в другую. Мельком взглянув на часы, понимаю, уже восемь тридцать. «Нет, надо вставать и идти на завтрак, там же он…» – проносится в голове. Сделав над собой усилие, встаю и открываю шкаф. Уже через пять минут, заценив свое отражение в зеркале, в молочного цвета льняных шортах и маечке, я спускаюсь к завтраку.

      – Ну как тебе Романович? – Ко мне подходит двухметровая «цыганка» с тарелкой сыра, ветчины и хлеба в руке. – Можно я к тебе сяду? – С этими словами она довольно бесцеремонно плюхается напротив меня за мой столик.

      В этот же момент я чувствую, что сзади кто-то стоит. Я оглядываюсь. За моей спиной стоит Аарон в голубой футболке и синих спортивных шортах а-ля семейные трусы. На его руке я замечаю часы Swatch. И ему во всем в этом правда хорошо. Все по размеру и по фигуре. Гораздо лучше, чем в давешнем пиджаке Hermes и джинсах oversize. А мой олигарх-то со вкусом, ловлю я саму себя на мысли, если сам одевается, то выходит супер! В руках у него полупрозрачный пакетик с надписью Marks&Spenser. А еще он вполне себе нормально относится к демократичным маркам.

      – Как спалось? – Он улыбается, его глаза снова светятся участием и добротой. – Я не помешаю? – И садится за третий стул у моего маленького столика, осторожно положив пакетик на стол.

      – Спалось хорошо. Конечно, не помешаешь. – Думаю, что со стороны я выглядела, как самый счастливый человек в этой части Вселенной.

      – Ну, я, пожалуй, пойду, не буду вам мешать, – проявляет неожиданный такт «цыганка» и, виляя бедрами, нарочито медленно перемещается за другой стол.

      – Мы тут в магазин утром сходили, вот купил себе майку, шорты и газету. – Аарон явно не против передо мной отчитаться.

      – Майка хорошо под глаза подходит, – улыбаюсь я и берусь за газету. – А что там?

      – Ну, я всегда покупаю, когда что-то про мою футбольную команду пишут.

      – А что здесь написано?

      – Написано, что мы агрессивно вошли на рынок, дорого перекупаем футболистов, не считаемся с футбольным сообществом.

      В заголовке известной английской газеты я действительно узнаю название команды Романовича. И вот тут меня прорывает. То ли виновата бумага известного печатного издания, которую трогают мои пальцы. То ли берет верх желание наконец-то раз и навсегда обозначить границу между мной и той «цыганкой», которая нехотя отчалила от моего стола. Но я заговорила. Сказать, что потом я бессчетное количество раз об этом пожалела, – не сказать ничего. С другой стороны, иначе и быть не могло. Я всю жизнь говорю правду тем, кому я нравлюсь, а уж тем более тем, кого люблю. Хочу, чтобы они знали, с кем имеют дело. Потому что имеют на это право. Потому что я неплохой человек и не стыжусь своих поступков и решений.