Жорж Милославский. Конец эпохи. Юрий Ра

ошую карьеру, тебя узнают не как провокатора и нигилиста, а как организатора и молодежного лидера. Только с языком своим поаккуратнее. Чем выше товарищи, тем они обидчивее. И шуток не понимают совсем. Ну и на сладкое – тринадцатого ноября у Родимцева открытие выставки в Манеже. Ты приглашен.

      – Ничего не получится.

      – Что, такие дела, что отменить никак? Знаковое событие, как я считаю.

      – Выставку отменят. Десятого Брежнев умрет.

      – Ты что говоришь?! Ты сдурел?

      Вот кто меня дернул за язык!!! Отмотайте время, я не хотел! Зачем я сказал это? И что теперь делать? Вот это вопрос требует немедленного ответа. Прямо сиюсекундного.

      – Так вы не знали? Вам не говорят, что здоровье генерального секретаря постоянно ухудшается.

      – Ты откуда знаешь?

      – Не знаю. Я порой знаю такое, чего не могу. А откуда? Оттуда. – и показал пальцем в небо.

      – Ты идиот? Ты понимаешь, что если бы тебя кто-то услышал, то ни тебя, ни меня завтра уже не было. То есть были бы где-то, но глубоко в заднице. Есть такое место, чтоб ты знал!

      – Сделайте успешное лицо уже. А то у вас такой вид, словно вы на контрольно-следовой полосе какашку увидели. Ваш водитель же и спалит. Мол, Онегин бежал к пруду с изменившимся лицом.

      – Что ты несешь?

      – Кстати, про пруд, пойдемте к пруду, там кафе-мороженое «Волна», сможем поговорить без опаски. Или предпочитаете ресторан?

      – Ресторан далеко?

      – Тоже рядом.

      – Тогда лучше туда. Мне надо принять.

      – Угу, седативное средство. Сосудорасширяющее.

      А чего идти, когда служебная машина под боком. Пять минут, и мы в «Янтаре», почти пустом в дневное время. И это правильно, за едой организм успокаивается и уже не тянет на суицид на полный желудок.

      – Так откуда ты взял про здоровье и смерть ге…

      – Дедушки.

      – Да, дедушки. Такая информация в принципе не может просачиваться ниже определенного уровня.

      – Вы свыклись с тем, что я знаю, как стрелять из автомата, как докладывать командиру подразделения, как строить тренировочный процесс. Как я шутил – родовая память. Так вот, я не знаю, механизма этого явления. Мироздание, зеленые человечки, черная магия – какая разница! Просто я порой что-то вспоминаю. Что-то плотно, про что-то только краешком сознания как в тумане.

      – Ты бред не неси снова, ясно скажи.

      – Ясно сказать? Дедушке в марте в Баку сломали ключицу. Она так и не срослась. Он держится на препаратах. После ноябрьских умрет. Так предельно ясно?

      – Что у меня в правом кармане?

      – Не знаю. Через пять лет землетрясение в Нагорном Карабахе – знаю. Еще через год армяне и азербайджанцы резать друг друга начнут – знаю. Кто будет следующим дедушкой – знаю.

      – Кто?!

      – Какой быстрый. Вам зачем? Вам сейчас думать, как выставку на октябрь перетянуть.

      – Я тебе не верю.

      – Да мне плевать. Все ваши планы по истфеху дезавуируются? Я правильно понял?

      – Не знаю. Ты же не понимаешь, что сам всё просрал! После такого я должен рапорт писать на тебя.

      – На себя. И решение суда до кучи. Мне ничего не будет. Я ж потому такой смелый и веселый, что мне ничего не будет вообще! Я же везде проживу, я из воздуха всё достану, что мне нужно. А ты без системы ноль.

      – Прямо так не боишься ничего? И смерти тоже? И за родных, что жизнь им сломаешь?

      – Я уже умер, фигня вопрос. Родители тоже привыкли выживать. Ты представляешь, как могут выжить трое детей с неработающей матерью в войну без отца? Как выжить под японцами в сорок четвертом в Манчжурии, когда вашу мать чумой заразили насмерть? Кого ты смертью пугаешь, русских? Да нам насрать на такую жизнь! Ничего нет, ничего не жалко! Товарищ!

      – Успокойся, Жора, на нас оглядываются уже официантки. Во тебя пробрало. Ну не боишься, и молодец.

      – Андропов.

      – Что Андропов?

      – Дедушка твой Андропов будет нашим дедушкой.

      – Охренеть. Я тебе не верю.

      – Выставку ускоряй. Давай рассчитываться. Сколько с меня?

      – Обед за счет старших товарищей.

      – И то хлеб.

      Высвободили эмоции, успокоились. Пошли к машине уже как люди.

      – По поводу выставки я подскажу, как что будет получаться, учись и не выкидывай фортелей. Язык держи на замке, я ничего не слышал.

      – Добро, товарищ Онегин.

      – Тебя подвезти всё-таки?

      – Угу, чуток с вами проеду, а то мне теперь через весь город топать.

      – Подскажешь водителю маршрут.

      Дома я пытался вытащить за хвост ту фигню, которая подбила меня на провокацию, но ничего из головы не вытащил. Подозреваю, что сыграло моё подсознание. Слишком долго мучает чувство бессилия и невозможности изменить ход вещей. Вот и вырвалось. А даже легче стало,