Дуэль. Повести и рассказы. Кажедуб Андрей

ртфоны, надежно спрятавшись в наушники от звуков большого города.

      Гуляю по Васильевскому, вижу свободное место на длинной скамейке. Сажусь. Справа от меня сидит какой – то местный житель, выбравший между телефоном и сигаретой первое. Слева никого, но замечаю, что к скамейке направляется еще один парень. Судя по довольно простой и, как мне показалось, немного потрепанной одежде, простой смертный, не депутат Законодательного Собрания Санкт – Петербурга от правящей партии. Короткая стрижка, очки, красноватое лицо, которое почему – то не ассоциировалось у меня со средиземноморским загаром. Все это в целом не давало мне даже приблизительно угадать возраст этого питерца (а это был именно питерец, в чем у меня нет никаких сомнений!), который уселся на скамейку слева от меня. Было в нем что – то туманное и интеллигентное. Посмотрев по сторонам, он вежливо спросил меня, который час, я ответил, что половина седьмого. Он как – то очень философски хмыкнул, отвернувшись, кивнул, как будто говоря: «Половина седьмого… Что ж… я должен был это предвидеть», и очень уверенным негромким голосом произнес: «Значит, еще можно бухать!». Вот так просто, спокойно и с поражающей очевидностью. Действительно, половина седьмого вечера в субботу – какие еще могут быть мысли по поводу оставшейся части вечера? Если у вас возникают вопросы, значит, вы непосвященный, вы не тот. Значит, вам не дано. Он вежливо поинтересовался у моего соседа справа по поводу сигареты, услышав отказ, встал и уверенно пошел вперед. Видимо, бухать. Не скажу, что мне захотелось пойти с ним, но в моей голове промелькнули какие – то искорки восхищения этим питерцем, который не сетовал на судьбу и вообще не прогибался под гнетом вечного русского вопроса «Что делать?». Он знал, куда идти и что делать.

      Я улыбнулся и про себя пожелал ему удачи.

      Май, 2021 г.

      Ай да Пышкин!

      Светлой памяти

Валентины Васильевны Ясеницкой

      В минуты самых серьезных сомнений, страхов или когда ему было совершенно непонятно, что предпринять или как себя вести, Саша советовался с Пушкиным. Причем к солнцу русской поэзии он обращался в различных ситуациях – от принятия решения по какой – то важной покупке до редких сердечных дел. В период средних и старших классов школы – даже перед дуэлями (а куда без них?). Причин было несколько. Прежде всего любовь и интерес к творчеству, а главное – личности поэта Саше привили еще в семье. Бабушка, кандидат филологических наук, защитившая диссертацию по прозе Пушкина, рассказывала внуку о детстве поэта, читала ему пушкинские сказки так живо и выразительно, что Саша с юных лет автоматически, не стараясь запоминал крупные отрывки из «Сказки о золотом петушке» и его любимой «Сказки о царе Салтане…». Со временем от сказок бабушка перешла к биографии поэта, к семье, няне, лицейским годам. Причем о лицее она рассказывала достаточно подробно, с описанием быта, жизни и интересов лицеистов, да так, что Саше иногда снилось, что он сам является частью дружного лицейского братства и вволю общается со своим кумиром, тогда еще совсем юным.

      Кроме того, родители, хотя и не были такими жаркими поклонниками великого поэта, все же благодаря профессии неплохо разбирались в его творчестве, а главное – в исторической обстановке того времени (отец преподавал культурологию и историю отечества в одном из питерских вузов, а мама работала в издательстве). Поэтому они снабжали сына книгами о современниках Пушкина, мемуарами его близких и знакомых, а также всеми известными биографиями поэта. Благодаря родительскому участию у Саши сформировался просто универсальный интерес к своему великому тезке – он стремился узнать все или почти все о самом известном выпускнике Царскосельского лицея. Его интересовали особенности характера поэта, поведение в тех или иных ситуациях, мотивы его поступков, его мнений, взглядов в разные годы, отношение к русской действительности, отношения с Николаем I и т. д. Саша хотел узнать и понять Пушкина – мыслителя, патриота, друга, отца семейства, любящего мужа – словом, гения во всем масштабе его личности.

      Ко времени окончания школы Саша не считал своего тезку безукоризненным примером для подражания, но ему все же нравились многочисленные примеры пушкинской игры с огнем, когда, казалось, сама судьба в последний момент отводила от молодого гения руку смерти или силу гнева власть имущих. Может быть, поэтому пушкинские шалости и выглядят такими невинными романтическими поступками – все же всегда заканчивалось хорошо… до поры до времени. Да и кто из молодых людей не ставил себя на место поэта, читая о его жизни во время южной ссылки? Кто не представлял себя, бесстрашно стоящим перед противником, который направил на тебя пистолет, в то время как ты равнодушно ешь черешню, лениво выплевывая косточки? Кто не рисовал себе картины упоительного флирта со свободными и несвободными красавицами на балах? Разумеется, я имею в виду не тех молодых людей, все свободное время которых посвящено исключительно компьютерным стрелялкам. Справедливости ради скажу, что Саша по мере взросления стал ценить в Пушкине не только проделки и проявление бунтарского духа, но и мудрость поэта, его широчайший кругозор, любовь к отечеству и его истории.

      Остается добавить, что учительница литературы всячески поддерживала