…И мать их Софья. Вера Колочкова

вся в отцовскую породу пошла. Вырастет, будет такая же большая и косолапая, – смеясь, говорила во дворе мама соседке тете Наде, держа ее, пятилетнюю, за руку. – И будет у нас не девочка, а Мишка косолапый! Да, дочь?»

      С тех пор она стала бояться подходить к зеркалу. Вдруг и правда она такой вырастет? А ей хотелось быть похожей на маму – красивую, нарядную, умную… Вот если б она стала такой, мама бы, наверное, больше ее любила. А как можно любить косолапого медведя? Да никак! Но она будет стараться изо всех сил, будет помогать, будет всегда послушной и доброй девочкой, и тогда мама ее полюбит, обязательно полюбит!

      С этого заклинания, сколько она себя помнит, и начиналось практически каждое утро. Надо быть хорошей. Надо быть послушной. Надо быть доброй. Надо быть полезной для мамы. Для хрупкой, нежной, ранимой, бесценной и любимой мамы. В привычку вошло. Второй натурой стало. Вот интересно – отчего это недолюбленные дети так болезненно любят своих матерей? Вроде наоборот должно быть…

      В это грустное апрельское утро она привычным уже движением, не глядя на себя в зеркало, заколола собранные на затылке волосы и, поглядывая на часы, тихо прокралась в ванную, потом в прихожую, надела куртку, осторожно закрыла за собой дверь. На кухню выходить не стала, чтобы не разбудить маму. Пусть спит подольше, вчера совсем расклеилась… Хоть бы сегодня Элька пришла на занятия! Обязательно надо сегодня же ее изловить. И про отца все узнать. А лучше – пусть Элька ее к отцу отведет. Пора уже все по своим законным местам расставить, прекратить это недоразумение. Он не мог так поступить с мамой, не мог! Он никогда не был ни решительным, ни жестоким. Мама что-то не поняла из телефонного разговора, наверное. Он же ее любит, всегда любил. Он права не имеет ее не любить. Какая тут может быть Элька?!

      Хотя кто его знает… Наверное, она в этой ситуации не догоняет чего-то. Раздваивается все внутри от этой непонятной ситуации. Еще тогда, третьего дня, когда увидела около института Эльку с отцом в машине, и началось это странное раздвоение. Сидят, главное, целуются! А самым удивительным было то, что эта картинка ее вроде и не оскорбила никак. Скорее наоборот. Она даже некоторым образом была горда за отца. Каков! Молодую деваху соблазнил, ее однокурсницу! Тем более ей тогда показалось, что мама не имеет к этой картинке никакого отношения. Она сама по себе существует, а картинка – сама по себе. Она не мамина, она отцовская, эта картинка. Просто стояла и смотрела завороженно, как Элькины руки цепко сошлись на отцовском затылке. И оторваться не могла. Нет чтобы сразу задуматься, чем это маме грозит… Но вот ей-богу, даже мысли подобной в голову не пришло! Ну похулиганил немного отец, подумаешь. Капельку хулиганства он наверняка заслужил…

      Она всегда очень жалела отца, жалела всем сердцем. Соскакивала с постели среди ночи, услышав его возню в коридоре, бежала на кухню, чтобы покормить после трудной «бомбежки». Сидела рядом, смотрела на рано постаревшее его лицо, серые небритые щеки, запавшие тусклые глаза, вдыхала