Гусар. Тень орла. Мыс Трафальгар. День гнева. Артуро Перес-Реверте

Бурмон ответил неопределенным жестом.

      – Дуэль есть дуэль, – сказал он небрежно, словно речь шла о давно известной истине, порядком навязшей в зубах и не требующей долгих рассуждений. – Дуэль – это поединок двух благородных людей, регламентированный нерушимыми правилами и призванный защитить честь обеих сторон.

      – Но в ту ночь в Кордове…

      – В ту ночь в Кордове Фукен не был моим врагом.

      Фредерик недоверчиво усмехнулся:

      – Неужели? А кем же он был? Вы обменялись по меньшей мере дюжиной сабельных ударов.

      – Разумеется. Мы, друг мой, для того и собрались той ночью в саду. Чтобы обменяться сабельными ударами.

      – И все равно Фукен не был твоим врагом?

      Де Бурмон покачал головой и затянулся трубкой.

      – Нет, – произнес он, помолчав. – Он был противником. А враг – это совсем другое.

      – Например?

      – Например, испанец. Вот испанцы наши враги.

      Фредерик был несказанно удивлен:

      – Как же так, Мишель? Ты сказал «испанцы». То есть – весь народ. Ты это имел в виду?

      Мишель де Бурмон глубоко задумался. Он долго размышлял, прежде чем ответить.

      – Ты ведь помнишь, что случилось в Мадриде, тогда, в мае, – веско сказал он наконец. – Знаешь, во всех этих фанатиках и уличных горлопанах было что-то поистине зловещее. Кто не был там, едва ли поймет… Разве ты не слышал про беднягу Жуньяка – его повесили на дереве и выпотрошили? Или про отравленные колодцы, про наших товарищей, которым перереза́ли горло во сне, про зверства, которые творят партизаны? Запомни как следует мои слова: в этом краю каждая собака, каждая птица и каждый камень – наши враги.

      Фредерик не моргая смотрел на пламя свечи, стараясь убедить себя в том, что загорелые, оборванные люди, молча глядевшие вслед войскам от порогов своих беленых, пронизанных жестоким андалусским солнцем домов, и вправду его враги. Попадались все больше женщины, старики и дети. Мужчины, способные держать оружие, давно ушли в горы и теперь скрывались на поросших оливами склонах. Стоя над трупом Жуньяка, командир эскадрона майор Берре произнес жуткие, но справедливые слова:

      – Они словно звери. И мы будем ставить на них капканы. Мы украсим испанцем каждое дерево на этой треклятой земле. Клянусь дьяволом.

      Фредерику еще ни разу не приходилось встречать испанских партизан, именовавших себя «геррильерос». Впрочем, однажды юноше едва не представился случай узнать их поближе. В тот день восемь тысяч французских солдат под началом генерала Дарнана, получивших приказ прочесать территорию и установить связь между Хаэном и Кордовой, наткнулись на большой отряд крестьян-повстанцев.

      Совсем не так подпоручик Фредерик Глюнтц представлял себе войну; но это, вне всякого сомнения, и была настоящая война. Сражение больше напоминало бойню, но другого выхода у французов не было. Солдаты императора повсюду оставляли за собой повешенных партизан, немых, слепых и неподвижных свидетелей с выпученными мертвыми глазами и вывалившимися языками, голые черные тела, покрытые мириадами