Ложный вакуум. Дмитрий Воротилин

предоставив быть простым созерцателем. Парень несколько осекся, когда Андрей окликнул его, указывая на поворот. Последний закоулок выходил на нужную улицу, по которой разливалось запыленное солнце.

      Через дорогу располагалось бежевое трехэтажное здание отеля. Проскочили дорогу, по которой, дребезжа внутренностями, подобно кораблям среди бушующих дюн проплывали автомобили. Здание одиноко держало свое существование посреди немногочисленных пальм. Штукатурка потрескалась и сыпалась. Голубые окна заплыли серой пеной. При приближении возникла широкая арка, в глубине которой красовались деревянные ворота. Они были открыты, хоть и пришлось приложить силу, чтобы отворить их. За воротами же располагался небольшой внутренний дворик с высохшим и пережившим побои фонтаном из белого камня. За дверями все было гораздо сказочнее, нежели в тлеющей степи снаружи. В два верхних этажа располагались балконы, словно восходящих вверх тонкими шелковыми нитями. Первый этаж был полузакрыт арками, за которыми кругом располагался коридор. Пол то и дело засорялся песком, и его постоянно приходилось вычищать юному служащему, видно, внуку хозяина отеля. Из стен вылезали витые железные светильники, которые были повсеместным украшением отеля, создавая атмосферу, в которой заковано само время. Их зажигали по вечерам, и отель превращался в храм теней, которые, казалось, вот-вот заживут своей жизнью.

      Портье, внук хозяина, вылетел из прохода, к которому направлялись гости, невысокий, худощавый, с выдающимися скулами, одетый в красную форму. Он резко остановился и на ломанном общем языке предложил свою помощь. Андрей не дал ему ничего, лишь спросил, пришли их друзья. Юноша активно закивал головой, скороговоркой выпаливая свои знания о жизни их друзей за последнюю пару часов. Хотя он и не следил за ними, в чем Андрей был уверен, говорил много, но лишь о том, как те появились, что сказали, что притащили с собой, как долго говорили с ним, в какой манере, что заказали из еды и прочее. Он лишь на несколько секунд замолкал по пути в небольшую залу, залитую черным солнцем. Солнце проникало сюда обходными путями, создавая здесь умеренную освещенность посреди легких стен, державших все же расписанный узорами потолок. Из колонн вырастали все те же железные светильники.

      Ресепшен пустовал, из комнаты рядом раздавалась речь. Старик смотрел новости. Выйти он не смог бы, его ноги едва держали его тело. Андрей видел его лишь в первый день, когда ему, верно, не трепало душу уходящее здоровье. Это был сгорбленный старичок, с парой волос на всю голову, которую тот прикрывал тюбетейкой. Он грациозно приподнял ее при знакомстве, его морщинистое лицо, украшенное пепельной бородой, исказилось в беззубой улыбке. Балахон и тюбетейка делали из него обычного старика, но эта улыбка превращала его в неведомого мудреца, любителя жизни. Кругом засуха, а он находит время для улыбки незнакомцам. Хотя, может, тот просто проявляет любезность всякому, кого может увидеть вживую. В отеле нет никого кроме него и его внука. Или