Почти замужняя женщина к середине ночи. Анатолий Тосс

глаза к потолку. – Не хотели простым, естественным путем, будет вам непростым и неестественным. Так или иначе, но будет!

      – Это он про что? – поинтересовались девушки. – Про какой неестественный путь? Причем тут вообще извращения? Мы же в театре. – И они засмеялись своей веселой шутке, переглядываясь радостно и озорно.

      А вот Илюха совсем не засмеялся. Он решительным, твердым шагом двинулся к стойке буфета и, не скупясь, загреб толстенькую стопочку бумажных тарелок. Плотненьких таких, которые даже бутерброд с колбасой салями удержат – не прогнутся.

      Зоркая служительница буфета, однако, без труда обратила внимание на стопочку.

      – Вы куда? – всполошилась она. – Мужчина, куда вам столько бумажных тарелочек? Положите на место! Положите немедленно, а то мне на зрителей не хватит.

      Но Илюху ее призыв не остановил. Он только выдержал паузу, решая для себя – вдаваться в перепалку или избежать ее.

      Конечно, он мог просто убежать с тарелочками под мышкой и схорониться между креслами в зале. Маловероятно, что бойцовая буфетчица оставила бы свой пост с салями и осетриной и пустилась бы в погоню ради тарелочек.

      Но Илюха был не из тех, кто пускался наутек, он привык встречать препятствия грудью. А в данный момент препятствием была буфетчица. Поэтому Илюха вздохнул, набрал в грудь побольше воздуха и… призывно посмотрел на меня. Мол, давай, подключайся, это уже по твоей части.

      Я и сам знал, что по моей, и потому подступил поближе, чтобы не афишировать на весь буфет. А потом сказал доверительно, немного смущаясь от деликатности темы.

      – Да видите ли, тут конфуз такой вышел, – окинул я глазами недлинную очередь, подключая ее к конфузу. – Я сегодня со своей бывшей женой в театр пришел. У нас неравный брак был, в смысле возраста. Потому и развалилось все. Знаете, ей одно надо было, а мне совершенно другое. А то, что ей надо, я до конца ей дать не мог. Как-то давал, ухитрялся, но не до конца. Да оно и понятно, разница в возрасте. Ну что тут поделаешь… – Я вздохнул.

      Очередь сразу закивала мне сочувственно и, крайне заинтересовавшись моими интимными признаниями, стала мне сопереживать. Прям все вместе, во главе с буфетчицей.

      – Зато я театр очень люблю, – продолжал я. – Он ведь облагораживает, очищает. Вот, думал, в театр ее возьму, может, она и поймет. Может, и удастся все заново склеить. В конце концов, не постелью единой… – перефразировал я. – Она ведь, знаете, совсем молодая еще, еще истинных ценностей не понимает до конца. Ей бы все… Ну сами знаете, что сейчас двадцатилетним нужно… – Еще один вздох.

      Тут, правда, один несдержанный из очереди попросил бутерброд с осетринкой, видно, не терпелось ему. И буфетчица отпустила, не отрывая, впрочем, от меня сочувственного взгляда.

      – Так, понимаете, что получилось, – продолжал я, выждав отсчет сдачи. – Она, глупенькая, оделась совсем не для театра. Для дискотеки нормально было бы, но не для театра. Говорю же, молодая еще совсем. Она, видите ли, лифчик под кофточку надеть не удосужилась. А кофточка, как сейчас модно у них, просве