Путь. Книга 3. Сергей Сироткин

сможешь спасти себе жизнь, отринув то, во что веришь душой светлой.

      После слов Евсея не только в зале, но и во всём храме наступила звенящая тишина, словно наставник наконец-то осмелился и всё-таки огласил неизбежный смертный приговор. Все монахи, сидящие за спиной Аса, открыли глаза и пристально смотрели на собрата, в ожидании, что он откажется от гибельной миссии, которую многие считали бессмысленной. Казалось, даже время остановилось, и сам мир взирает на своенравного постояльца, которому уготована незавидная участь, в надежде, что тот дрогнет. Но надежде свойственно умирать, пусть даже и последней, но всё равно, её удел – умирать.

      – Значит, так тому и быть, но от своего предназначения не отрекусь, – еле слышным, но всё же разрушающим тишину голосом произнёс Ас.

      – К моему несчастью, но радости души, что не ошибся в тебе, я другого ответа не ожидал, – обречённым голосом, полным печали и скорби, ответил Евсей.

      Ас поднялся, и, покинув храм, понуро вернулся в центр двора под лучи жёлтой звезды, которая неумолимо клонилась к закату. Её ласковые прикосновения заставили непокорного ученика распрямиться, закрыть глаза и погрузиться в заботливые объятия мира, что готов был приютить в себе каждую сущность, нуждающуюся в жизни. Осторожные прикосновения ветра слегка трепали волосы и одежду сына Света, напоминая, что он не один, он с миром, и какие бы испытания в будущем ни обрушатся на него, мир их разделит, приняв на себя часть боли, унижений, страданий.

      Так и простоял Астинья закат жёлтой звезды, вмещая в себя жалкие крохи сил, пробивающиеся сквозь невидимую сферу, окружающую Мир Богов, будто само Сущее доносило их, подобно горстям живительной воды, сквозь засушливую и безжизненную пустыню до жаждущего путника, чтобы напоить постояльца для предстоящего страшного пути.

* * *

      Сладковатый запах свежей крови стремительно распространялся, насыщая воздух на поле битвы некоторой приторностью. Он одурманивал и заставлял убивать больше и больше, лишая воинов сострадания, превращая их в кровожадных убийц, а в жертв вселял парализующий ужас, который и делал их таковыми из убийц, но только на мгновение, перед тем как испустить дух от безжалостного удара противника. Этот тонкий, ни с чем несравнимый аромат неумолимо угасающей жизни вёл вперёд, щедро поил силой, только бы рука, крепко держащая разящий клинок, не останавливалась и продолжала рубить людей направо и налево, выстилая твердь мира позади беспощадного убийцы грудами окровавленных тел. И он, воин великой империи, рубил, колол, вгрызался зубами в шеи врагов, вкушая их тёплую багровую жидкость, полную жизни, подобную нектару, что пьют только боги войны. А идущие рядом, такие же безрассудные в жажде смерти товарищи, добавляли друг другу куража, и свирепым криком заставляли почувствовать себя самими богами, не ведающими ни жалости, ни поражений.

      Тит шёл в первых рядах перемазанный чужой кровью, запёкшейся под палящими лучами жёлтой звезды, и в неистовстве своём был похож на безумца, одержимого ненасытным бесом. Но то был не бес, а тёмная сущность