Теперь так будет всегда. Майк Гелприн

Заканчиваем, когда до конца цикла остаётся полтора дня. Самых страшных, последних, потому что по их истечении мы умрём. Мучительно умрём, болезненно и не сразу. Раньше незадолго до срока мы стрелялись, иногда один из нас приканчивал двух других. Потом научились ценить жизнь, даже такую, и ждать до конца. До самой последней минуты.

      Она наступает, когда измучившее нас проклятое солнце наполовину заваливается за лес.

      – До скорой встречи, – говорит Вилли, завороженно глядя на стремительно растущую в размерах огненную точку над головами. Она приближается, неотвратимо, фаталистически. От неё не спрятаться, не скрыться, мы пробовали тысячу раз – закапывались в землю, ныряли в ручей, лезли на верхушки деревьев…

      – Фогель, Штилике, чтобы вы сдохли! – истерит Клаус. – Сволочи, гады, ублюдки, ненавижу вас!

      Огненная точка разрастается в шар. Он проламывает оболочку капсулы и взрывается, разом превратив нашу тихую обитель в яростный ад. Земля вздымается на дыбы и рассыпается насыщенным обломками и осколками огненным валом. Он разворачивает мне грудь, вспарывает живот, пробивает внутренности. Мне больно, отчаянно больно. Я умираю.

      Цикл 284

      Как всегда, прихожу в себя последним. Так случилось в то злосчастное утро, в позднем августе сорок третьего, так происходит всякий раз и поныне. Выбираюсь из землянки. Вилли с Клаусом уже снаружи, пялятся на зависшее над восточным горизонтом солнце. Время начало свой отсчёт, свой поганый, пыточный, садистский отсчёт. Оно сжалось, скукожилось, в сотню раз замедлило скорость по сравнению с той, что снаружи. Время капсулы. Наше время – растянувшийся на три месяца мучительный день.