Чартизм. Томас Карлейль

/>

      Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

      Глава I

      Вопрос о текущем состоянии Англии

      Все ощущают, что состояние и положение рабочего класса ныне является неким зловещим вопросом; что по отношению к нему нужно что-то сказать, нужно что-то сделать. И конечно, в эпоху, когда «Народную петицию» везут в фургонах по улицам и представляют ее реформированной палате общин как «скрепленную железными кольцами воли четырех ее создателей»; и чартизм, набравший полтора миллиона сторонников, но ничего не добившийся своей «окольцованной» петицией, разбивается на куски, словно дешевая тротуарная плитка, и разлетается искрами пожара, столь всеобщее ощущение просто не может быть фальшивым! Нам лично этот вопрос кажется и много лет казался самым зловещим из всех практических вопросов; вопросом, по отношению к которому, если пустить все на самотек, нечто произойдет само, да так, что мало никому не покажется. Воистину, пришло время действовать; сколько можно консультироваться, говорить и требовать тщательных расследований!

      Из газет нам известно, что чартизм вымер; что реформационное министерство «сразило химеру чартизма» самым что ни на есть действенным образом. Так говорят газеты; и все же, увы, большинству их читателей известно, что на самом деле сразили «химеру», а не реальный чартизм. Разобщенное, бессвязное олицетворение чартизма, которое оформилось и вышло вперед в последние месяцы, – вот что было сражено; или скорее упало и разбилось само, по законам гравитации, законам природы; но живая сущность чартизма не уничтожена. Чартизм – это горькое недовольство, нарастающие свирепость и безумие, а потому неправильное состояние или неправильное положение английского рабочего класса. Это новое название для того, у чего были тысячи названий и еще тысячи будут. Вопрос чартизма – весомый, глубоко укорененный, широко распространившийся; он не вчера появился и ни в коем случае не исчезнет сегодня или завтра. Реформистское министерство, сельская полиция, новый призыв солдатни, дотации Бирмингему – все это к добру или худу; все это способно сразить лишь олицетворение или «химеру» чартизма. Сущность же его продолжит существовать, будут появляться все новые и новые его олицетворения – безумные, или не очень, химеры. Печальный факт, но то, что ныне зовется чартизмом, никуда не уйдет; оно и раньше никуда не уходило; и даже «сраженное», превращенное в тайную измену, с помощью заржавевших пистолетов, купороса и коробка спичек или с помощью размахивания дубинками и факелами (и еще не известно, что хуже), оно продолжит существовать до тех пор, пока не будут применены кардинально иные методы. Что означает это горькое недовольство рабочего класса? Откуда и куда оно движется? Прежде всего, за что, на каких условиях оно согласится удалиться от нас и упокоиться с миром? На эти вопросы надо ответить.

      Просто сказать, что это безумие, разжигание и нечестивость – не ответ. Не важно, на сколько ладов будут произнесены эти слова – они все равно ничего не объясняют. «Банды Глазго», «грабители из Глазго» – все это вшивые прозвища: практика «пункта 60»1, вошедшего в серую зону, дабы договориться с убийцами и установить цену крови в христианском городе, некогда известном своим строгим следованием христианским догмам, – вот факт, которого, несомненно, стоит бояться; но чем поможет страх? Чем помогут проклятья; да нет, в конце концов, чем помогут его осуждение и изгнание на Ботани Бэй? Банды Глазго, чартистские факельные встречи, бунты в Бирмингеме. Перескакивающий огонь, множество внешних симптомов; бессмысленно бороться с симптомами, если не бороться с болезнью. Выходящие на поверхность нарывы, излечимы они или нет, – всего лишь малая часть проблемы, которая злорадствует глубоко внутри, отравляя источники жизни и определенно находя для себя все новые и новые способы обернуться нарывом или язвой; способы, которыми она сообщает, что все еще здесь и что она с радостью бы здесь осталась.

      Ничто под луной не происходит без причины: разобщенный чартизм не стал бы бунтовать просто так, если бы ему удалось заставить всех думающих людей нашего общества думать об этом жизненно важном вопросе, на который в противном случае никто бы не захотел обратить внимания. Разве плохо живется английскому рабочему классу, настолько плохо, что рационально мыслящий рабочий не может, не станет и даже не должен бездействовать в сложившейся ситуации? Вот самый животрепещущий вопрос, далеко превзошедший по важности все остальное; вопрос, в котором Ботани Бэй, сельская полиция и тому подобное никак не помогут. Или недовольство настолько безумно, насколько безумна его форма? Не положение рабочего класса плохо; но его настроение, его мысли, ожидания и чувства плохи? И это тоже животрепещущий вопрос, может, чуть менее заметный, чуть менее сложный, чем предыдущий. Но и в этом вопросе, где полиция и простая суровость насилия кажутся уместней, собственно насилием не добиться всего, не добиться даже и многого. Если и правда в этом недовольстве отражается всеобщее безумие, тогда всего лишь надо вернуть происходящему чуточку разумности и удовлетворения – и не только при помощи сил полиции. Когда большая часть народа обезумела, все его деяния обернутся сумасшествием, разобщенностью

1

Пункт 60 нового закона о бедных отменял пособия для семей военнослужащих и, в случае если они оказывались за чертой бедности, разрешал отправлять их в работные дома. (Здесь и далее примеч. пер.)