Остров концентрированного счастья. Судьба Фрэнсиса Бэкона. Игорь Дмитриев

что им является граф Эссекс) и тот произносит длинную хвалебную речь о «наидостойнейшей персоне», т. е. о королеве Елизавете[173].

      Первые два ответа типичны для указанного жанра и фактически пересказывают рассуждения, почерпнутые из «The Governour» Томаса Элиота и «Il Libro del Cortegiano» Б. Кастильоне. Бэкон, разумеется, хорошо знал эти книги, весьма популярные в Англии, тем более что сэр Томас Хоби, переведший в 1561 году трактат Кастильоне, был женат на Елизавете Кук (Elizabeth Cooke; 1527–1607), родной сестре матери Ф. Бэкона. Однако сочинение Бэкона включало необычный для такого рода pageants (или «devices», как их еще называли) элемент: хвалебную речь, прославлявшую могущество натуральной философии («In Praise of Knowledge»), которая должна была занять достойное место в кругу интересов правителя и его окружения. «Что может доставить человеческому уму большее счастье, – риторически вопрошает персонаж Бэкона, защищающий натурфилософское познание, – чем способность подняться над путаницей вещей и человеческими ошибками, приобщившись к порядку природы?»[174] Иными словами, истинного счастья мы достигаем, когда наш интеллект поднимается над всем мирским и обыденным, обретая «God’ s-eye-view» на природу и человека.

      Этот аргумент в пользу «contemplative life», разумеется, был не нов. Скажем, по Платону, знает только тот, кто созерцает истину. Как сказано в «Федоне», «если, не расставшись с телом, невозможно достичь чистого знания, то одно из двух: или знание вообще недостижимо, или же – только после смерти. Ну конечно, ведь только тогда, и никак не раньше, душа остается сама по себе, без тела. А пока мы живы, мы тогда, по-видимому, будем ближе всего к знанию, когда как можно больше ограничим свою связь с телом и не будем заражены его природою, но сохраним себя в чистоте до той поры, пока сам бог нас не освободит. Очистившись таким образом и избавившись от безрассудства тела, мы, по всей вероятности, объединимся с другими, такими же, как и мы, [чистыми сущностями] и собственными силами познаем все чистое, а это, скорее всего, и есть истина. А нечистому касаться чистого не дозволено»[175].

      Однако Бэкон, признавая важность исследования природных явлений, делает акцент на их практической значимости, на их способности «обеспечивать человеческую жизнь (to endow the life of man) бесконечным многообразием товаров (commodities)»[176]. Заметим, Бэкон не случайно использует выражение «to endow the life of man», а не «endowing men» (т. е. обеспечивать человеческую жизнь, а не обеспечивать людей полезными товарами). Этим он, по-видимому, хотел подчеркнуть, что само по себе изучение природы – это не способ улучшить человеческие нравы и характеры, это способ сделать жизнь человека более комфортной и, соответственно, привести к материальному процветанию нации, не более. И эта цель, которая многим его современникам, скажем, из числа французских моралистов, казалась «низкой» и недостойной истинного философа, по глубокому убеждению Бэкона, вполне достойна каждого образованного человека, ибо «человек есть то, что он знает»[177].

      Но Бэкон поразил аудиторию

173

Как писал 17 ноября 1592 года один из друзей Энтони Бэкона, «зрелище в этот раз было более торжественным, чем когда-либо, и это благодаря милорду Эссексу, который против ожиданий всех лордов пришел утром ко двору в присутствии Ее Величества в collar of Esses (металлическая цепь из элементов в виде букв S. – И. Д.), вещи чрезвычайно редкой и неожиданной, но, правда, он тут же снял цепь к большому удовольствию и расположению Ее Величества» (цит. по: Jardine L., Stewart A. Hostage to Fortune. P. 133). Почему королеву смутила цепь, сказать трудно. В принципе ее носили высокопоставленные лица и, возможно, Елизавета сочла, что это украшение Эссексу не по чину. Скажем, с такой цепью изображен лорд-канцлер Англии Томас Мор на известном портрете кисти Ганса Гольбейна мл. (Галерея Фрика, Нью-Йорк). Кроме того, такая цепь означала не только занимаемую должность (обычно юридическую), но и верность определенному лицу или дому. Ее использование восходит ко второй половине XIV века, и обычно это украшение указывало на принадлежность к дому Ланкастеров. Что означает буква «S», в точности неизвестно, на этот счет существуют разные версии – «Soverayne», «Spiritus Sanctus» и другие.

174

Bacon F. Of Tribute. P. 13.

175

Платон. Федон (66е–67b) (пер. С. П. Маркиша) // Платон. Сочинения. Т. 2 (2007). С. 11–96; С. 25–26.

176

Bacon F. Of Tribute. P. 13.

177

Ibid.