Хождение в Кадис. Яков Шехтер

вот этого, – приказал он палачу, но не указал, кого именно, а повел взглядом по лицам закованных еретиков, останавливаясь на каждом. Тот, на ком задерживался взгляд, бледнел и съеживался. Геннадий зловеще усмехался и переводил глаза на следующего. Раз оглядел всех заключенных, другой, третий. Афанасий был уверен, что игумен выберет Мишука, но тот ткнул пальцем в брата Федула.

      – Дай ему девяносто.

      Посреди застенка стояла покатая скамья с отверстиями для веревок, которыми привязывали руки и ноги жертвы. Палач подошел к брату Федулу, вытащил из стены железный засов, которым была прикреплена цепь высоко над его головой, схватил жертву за шиворот и поволок, точно куль. Бросив несчастного на скамью лицом вниз, не спеша задрал рясу и спустил портки до колен. Брат Федул заверещал и попытался подняться со скамьи. Палач небрежно отвесил ему увесистую затрещину, брат рухнул обратно, пребольно ударившись лбом.

      Покамест палач неторопливо привязывал к скамье руки и ноги чернеца, подьячий с деланым равнодушием перебирал бумаги, и только архиепископ проявлял явные признаки нетерпения.

      – Готов? Ты уже готов? – несколько раз спросил он палача.

      Наконец тот кивнул.

      – Может, дать ему водицы испить? – лживо участливым тоном предложил подьячий.

      – Обойдется, – отрезал Геннадий. – Начинай!

      Палач взял плеть с тремя ременными хвостами, не спеша расправил ее, любовно провел толстыми пальцами по рукоятке, ухватил поудобнее и предостерег:

      – Поберегись!

      Первый удар он влепил без размаху прямо по ягодицам, словно присматриваясь, примериваясь, как лучше начать.

      – Один! – произнес подьячий.

      Афанасий видел повернутое в его сторону лицо брата Федула. В первое мгновение после удара тот лежал молча, словно не чувствуя боли, но не успел подьячий завершить отсчет, как чернец дернулся всем телом и застенок наполнился его истошным криком.

      – Два! – равнодушно произнес подьячий.

      Палач зашел сбоку и нанес удар так, что три хвоста легли поперек спины. Брат Федул заверещал. Палач быстро положил еще два удара и перешел на другую сторону скамьи.

      Избиваемый захлебнулся криком, волосы прилипли к мгновенно взмокшему лбу, шея надулась, глаза безумно выкатились из орбит. После десяти плетей спина покрылась рубцами, после пятнадцати побагровела, после двадцати посинела. После тридцати начала лопаться и отлетать кожа.

      – Господи! – иногда прорывалось сквозь визг и плач. – Забери мою душу, Господи!

      На сороковом ударе брат Федул стал вытягивать шею. Рвота затрясла его тело.

      – Погодь, – велел подьячий. – Чтоб не захлебнулся.

      Палач сделал перерыв. Избиваемый мычал и хрипел, его привязанные ноги подергивались. Рвота закончилась, но вязкая слюна тянулась непрерывной блестящей ниточкой.

      – Пошел, – подьячий махнул рукой.

      – Сорок один! Сорок два! Сорок три!

      Афанасий закрыл глаза. Он не мог смотреть на вздрагивающее