Созвездия тел. Лора Мэйлин Уолтер

меня от тебя мурашки, – сказала она, стряхнув мои пальцы. Она перевернулась, и моему взору открылись отметины у нее на пояснице. В этом месте располагались предсказания о любви. – Я есть хочу, – добавила она и посмотрела на меня в упор. – Селеста. А ты разве не хочешь?

      Вместо ответа я лишь прищурилась на солнце. Я отличалась от Кассандры; я была не из тех, кто заявляет о своих желаниях и ждет, что окружающие их исполнят. Хотя, возможно, пора было попробовать такой стать. Но теперь рядом с Кассандрой я могла признаться, что чего-то хочу – есть, развлекаться или – в последнее время все чаще – оказаться в пагубном мире парней, их пота, их неуемности, их возмутительно бесконтрольного поведения. Я хотела всего этого, пусть даже и не решалась заявить о своих желаниях.

      Когда Кассандра отправилась на следующий урок, я пошла за Мари к ее шкафчику. Мари вытянула с верхней полки лист бумаги и долго, безмолвно его изучала. Я узнала это ее выражение – нервозность, неуверенность, может, даже толика упрямства.

      – В общем, я это подпишу, – наконец сказала она. Смотрела она при этом куда-то мимо меня, словно зрительный контакт мог ослабить ее решимость.

      Она протянула лист, чтобы я смогла его прочесть. Это было формальное заявление об отказе от осмотра отметин, который в тот день стоял в расписании. В старшей школе такие осмотры проводились дважды в год, результаты их вносились в наши личные дела. Прохождение регулярных осмотров в школьные годы было призвано приучить нас к установленному распорядку, продемонстрировать нашу покорность и предупредить любые упущения, связанные с нашими отметинами. Государственные осмотры были не самым приятным, но довольно рядовым событием – чем-то вроде медицинского обследования, хотя отказ от участия в них считался табу.

      – Ты уверена? – с удивлением спросила я.

      Она покачала головой:

      – Нет. Наверное. Я не знаю.

      Я взяла у нее листок и разгладила его. От ее рук бумага стала влажной, но место для подписи внизу все еще пустовало.

      – То, что у тебя кроткая мама, не значит, что ты должна быть такой же, – сказала я. – Везде ходить в закрытой одежде, не иметь возможности работать с мужчинами – это же нереально.

      – Плюсы в этом тоже есть. Безопасность и чувство защищенности, например.

      Я снова разгладила заявление, стараясь расправить каждую складочку. Мама Мари была одной из немногих женщин, которые приняли решение не демонстрировать свои отметины на публике. С первого дня превращения и до самого конца жизни кроткие женщины прятали кожу под длинными рукавами, брюками или юбками, перчатками и шарфами. Они старались избегать занятий или общественных мест, где могли бы оказаться рядом с мужчинами, которые не приходились им родственниками. Их убеждения основывались на вере в то, что женские отметины – это нечто личное, святое и тесно связанное с сексуальным возбуждением, поэтому считалось, что их следует скрывать, а также соблюдать общественное