Великая иллюзия. Татьяна Степанова

Блистанов сразу воспрянул духом. – Вот и чудненько. С плеч долой сразу все разом. Отказной материал в возбуждении.

      – Сеня, что ты несешь? – оборвал его Гектор сухо. – Не забывай, кто ты и где. И чем занят.

      – Вы меня всегда и раньше воспитывали, Гектор Игоревич. Да, это я сболтнул глупость. – Блистанов тряхнул подстриженными кудрями. – Я каждое утро твержу себе, просыпаясь: Сеня, ты начальник Полосатовского отдела полиции, ты мент, Сеня, должностное лицо. А не абы где!

      – Давайте взглянем на ее дом, – предложил Гектор Борщов, и они направились к выкрашенному охрой коттеджу, дверь которого была гостеприимно распахнута.

      На выложенном плиткой полу открытой веранды – солнечные пятна.

      Глава 8. Фотографии

      В доме покойной Регины Гришиной, о которой они пока не знали ничего – ни как она умерла, ни как жила, Катю (возможно, здесь сыграли роль слова домработницы Карлы) действительно несказанно поразило обилие фотографий в рамках, расставленных везде, во всех комнатах. И еще портрет.

      Дом оказался просторным, светлым, обставленным и декорированным с большим вкусом – с камином в холле-гостиной, дорогой итальянской мебелью, большой стильной кухней, застекленной террасой и комнатами наверху – спальней хозяйки, ее ванной, кабинетом и вместительной гардеробной с зеркалами.

      Фотографии не гармонировали с модной современной обстановкой, старые выцветшие снимки теснились на консоли в гостиной, на камине, на комоде в спальне хозяйки и в коридоре на втором этаже, на рабочем столе в кабинете.

      На них были изображены две женщины, непохожие друг на друга внешне, но обе в цирковой одежде. Часть фотографий, как определила Катя, относилась к началу прошлого века – примерно к десятым-двадцатым годам. На них была запечатлена женщина средних лет, на более поздних ей можно было дать уже все шестьдесят. Она снималась то в профиль, то смотрела прямо – породистое лицо, волевой подбородок, пышная прическа с локонами. Обсыпанное блестками цирковое платье в пол, на голове тиара с черным и белым пером по моде двадцатых. На других снимках – ранних, относящихся к десятым годам, – женщина сидела, снявшись на фоне то ли циркового занавеса, то ли бархатных штор – в тиаре и парчовом платье. На подставке рядом с ней – раскрытая книга и череп. Катя подумала, разглядывая снимок, что незнакомка напоминает ей сивиллу со знаменитой картины. На других фотографиях женщина снималась с цирковыми воронами на плечах, в костюме одалиски. Она улыбалась и смотрела так пристально и зорко, словно хотела что-то поведать – через время и расстояние. На фото двадцатых годов она, уже пожилая, сильно накрашенная, запечатлена в черном сатиновом клоунском цирковом трико. Она сидела на… электрическом стуле, пристегнутая к нему широкими ремнями за руки и за ноги.

      Она смотрела прямо перед собой и торжествующе улыбалась.

      Среди фотографий, расположенных на каминной полке, имелись и другие – не менее поразительного вида. Катя некоторые взяла даже в руки, чтобы детально