Зачарованная тьмой. Валерия Чернованова

другие рисунки. Вот женщина купалась в крови. А вот и жуткие орудия пыток. Тут же на словацком была приведена краткая информация о Чахтицкой пани. В левом верхнем углу я заметила герб: три звериных клыка на червленой пластине, овитой драконом.

      – Все знают, что купание в крови – это надуманные россказни, – проговорила мама. – Но, как известно, в каждой сказке есть доля истины. Графиня действительно не брезговала кровью невинных девушек. Служанки наполняли ею серебряный сосуд, из которого, черпая по капле, Эржебет брала кровь и наносила на свое тело.

      – Маньячка. Причем двинутая на всю голову, – подвела я итог и снова напоролась на укоризненный взгляд мамы. – Ну а что?! – подивилась ее реакции. – Разве ты со мной не согласна? Это ж надо быть такой психопаткой, чтобы каждый вечер обмазывать себя, вместо крема, чьей-то кровью. Брр! Вампиры нервно курят в сторонке.

      Мать закатила глаза, явно недовольная моим пренебрежительным отношением к давно усопшей графине. Порывшись в сумке, извлекла сложенный вдвое лист бумаги и протянула его мне. На нем была изображена серебряная чаша. По ободку сосуда вились символы, от которых вниз, будто оплетая его, разбегались цветочные узоры.

      – Это и есть та самая печально известная реликвия?

      Мама кивнула:

      – Некоторые источники утверждают, что только благодаря заговоренной чаше и хранившейся в ней силе, графиня не старела. Якобы артефакт способен исполнить любое сокровенное желание своего обладателя. В случае Эржебет – это была молодость.

      – Ясно, аналог лампы Аладдина, – охарактеризовала я «волшебную» емкость. – А почему вы решили, что чаша находится в замке?

      – Не так давно я узнала, что графиня успела спрятать сосуд, прежде чем ее схватили. Он должен быть где-то в подземелье, – ни секунды не сомневаясь, ответила мама.

      – И вы в это верите? – нахмурилась я. – Даже если так и было, голову даю на отсечение, за столько веков сия псевдомагическая реликвия уже успела обрести другого хозяина и теперь пылится в какой-нибудь частной коллекции. Или на свалке, где, на мой взгляд, ей самое место. До вас ведь в этих подземельях наверняка побывала уйма народу.

      – Твоя мать убеждена, что чаша по-прежнему находится здесь, где-то среди развалин, – буркнул отец. – Я придерживаюсь иного мнения.

      – Скоро оно у тебя поменяется, – безапелляционно заявила родительница, проводя рукой по бугристой кладке.

      Я забралась на одну из полуразрушенных стен и, выбросив из головы мысли о бесполезном сосуде, залюбовалась панорамой. В долине раскинулась небольшая деревушка, носящая одноименное с замком название Чахтице. Возле домов, окаймленных лентами дорог, зеленели палисадники. Черепицу на крышах золотили последние лучи заходящего солнца, медленно тающего за горизонтом. По небу неспешно плыли кучевые облака. Завершали идиллическую картину горы – вечные стражники мрачного замка.

      Налюбовавшись на живописные руины, мама удовлетворенно заключила:

      – С