Незаметные убийства. Гильермо Мартинес

и крикнул одному из своих людей: – Уилки, отправляйтесь в Мертон-колледж и побеседуйте с посыльным. Как его зовут?

      – Брент, – ответил Селдом. – Но, думаю, не стоит и пытаться, ведь обычно именно в этот час проходит мусорная машина.

      – Ладно, если бумага не найдется, мы пригласим вас и попросим подробно описать нашему художнику буквы, но пока мы сохраним все это в тайне, и я прошу вас обоих проявлять максимальную сдержанность. А не было ли в том письме еще чего-нибудь примечательного, о чем вы не упомянули? Ну, скажем, сорт бумаги, цвет чернил или что-то другое, привлекшее ваше внимание?

      – Чернила были черные, по-моему, из чернильницы. Бумага белая, обычная, стандартного формата. Буквы большие, четкие. Лист был аккуратно сложен вчетверо. Да, кстати, вот одна весьма загадочная деталь: под текстом был старательно выведен круг, тоже черными чернилами. Маленький круг, очень ровный.

      – Круг, – задумчиво повторил Питерсен. – Вместо подписи? Или вместо печати? А может, вам это напомнило что-нибудь еще?

      – Пожалуй, круг как-то связан с той главой – о серийных преступлениях – из моей книги. Я там доказываю, что если оставить в стороне детективные романы и фильмы, то обнаружится, что логика, лежащая в основе серийных преступлений – по крайней мере тех, о которых история донесла до нас достоверные сведения, – как правило, весьма элементарна и в первую очередь указывает на психические отклонения. Все примеры весьма незатейливы и примитивны, типичное – однообразие и повторяемость, и в подавляющем большинстве своем такие преступления спровоцированы каким-либо травматическим опытом или детской фиксацией. Иначе говоря, подобными случаями должен заниматься скорее психиатр, это вовсе не настоящие логические загадки. В той же главе я прихожу к следующему выводу: преступления с интеллектуальной мотивацией, совершаемые исключительно из тщеславия, из желания доказать какую-либо теорию – скажем, в духе Раскольникова, или, если говорить о конкретной писательской судьбе, то следует в первую очередь назвать Томаса Де Куинси[7], – так вот, эти преступления не имеют никакого отношения к реальному миру. И еще я в шутку добавил, что авторы таких преступлений часто были очень хитроумны и раскрыть их до сих пор не удалось.

      – Если я правильно понял, – сказал Питерсен, – вы пришли к мысли, что кто-то, кто прочел вашу книгу, принял якобы брошенный вами вызов. И тогда круг – это…

      – Да, тогда круг – это первый символ в логической серии, – продолжил Селдом. – Если так, то выбор сделан удачно, ведь в исторической перспективе именно круг допускал наибольшее количество толкований как в рамках математики, так и за ее пределами. Круг может означать почти все что угодно. В любом случае это весьма остроумное начало для серии: символ максимальной неопределенности, так что трудно угадать, каким будет продолжение.

      – Вы хотите сказать, что преступник может быть математиком?

      – Нет-нет, ни в коем случае. Моих издателей больше всего поразило как раз то, что книга заинтересовала самую широкую

7

Томас Де Куинси (1785–1859) – английский писатель-романтик. Одно из самых известных его произведений – автобиографическая книга «Исповедь англичанина, курильщика опиума» (1822).