Макет моего дома. Егор Олин

ла я, наклонившись вперед и обняв сиденье.

      – Конечно, – улыбнулся папа. – Пойдем, выберешь, какой тебе понравится.

      Я выбежала из машины. Папа опускал пистолет в бензобак и щурился на солнце, от которого не спасал даже козырек кепки. Солнце висело низко, поглаживая длинными лучами макушки деревьев. Лес вокруг казался золотисто-зеленым.

      – Надеюсь, сегодня смена у Димы, – сказал папа и похлопал меня по плечу, отвлекая от разглядывания желтого летнего пейзажа.

      – Я тоже.

      Папа проверил карманы брюк, а потом побежал в машину.

      – Кошелек забыл, – крикнул он мне, захлопнул дверцу и помахал серым бумажником.

      Сегодня удача была на нашей стороне. У кассы стоял Дима.

      Дима очень добрый и вежливый, да и корка у сэндвичей у него никогда не подгорает. Виталик на заправке новенький, а ведет себя так, будто уже тут начальник – даже глаз от телефона не поднимет, когда кто-то с ним разговаривает. Если у кассы нас встречает Виталик, мы с папой представляем, как разочарованно едем в машине без сэндвичей. Это все лучше, чем хрустеть горелым хлебом.

      – Привет, Коля! – Дима пожал руку папе. – Привет, Алиса.

      Пока они говорили, я разглядывала сэндвичи на листке меню с проступившими бензиновыми пятнами. Дима с папой дружили и обычно долго что-то обсуждали, поэтому времени на принятие решения у меня было предостаточно. Иногда они вместе ездят на рыбалку. Как-то раз папа помогал Диме строить баню, и мы несколько дней гостили у него на даче.

      Разглядывать пейзаж за окном куда приятнее с сэндвичем в руке. В детских воспоминаниях хорошо сохранился запах – смесь бензина, теплого сэндвича и аромата черного кофе, который пил папа. Наверное, из таких мимолетных радостей и складывается счастливое детство. Не могу сказать, что в нем не было печалей, но со всей своей наивностью и иронией, оно было счастливым.

      – Готова завтра в школу? – спросил папа.

      – Немного грустно, что лето кончилось.

      Папа допил кофе и выезжал с заправки на дорогу. Он вел машину очень плавно, и я могла есть сэндвич прямо в пути.

      – Ты, наверное, соскучилась по друзьям, – подбодрил он меня.

      – Да, но по маме еще больше…

      Я знала, что папа не любит об этом говорить, но не смогла сдержаться. В детстве ты не осторожен со своими мыслями – сразу говоришь то, что думаешь.

      – Я тоже скучаю по ней, Алиса, но ничего не могу поделать, – папа попытался улыбнуться.

      Раньше я не до конца понимала, почему он становился таким грустным, стоило только упомянуть маму в разговоре. Сейчас мне кажется, что все дело в бессилии. Когда я прошу его что-то купить, он может это купить. Папа может все, кроме одного… Я хочу увидеть маму, он тоже хочет, но это невозможно. Папа сидел с ней рядом в больничной палате и говорил: все будет хорошо. Зная, что не будет. Чувство бессилия подтачивало его. Он видел солнце за окном, которое не перестанет светить, даже когда умрет мама.

      – Она сейчас в лучшем мире, – говорил он и смотрел на безоблачное небо и солнце, расплывающееся по нему теплым желтком.

      – Мама видит нас? Видит, какой вкусный сэндвич ты мне купил?

      – Конечно…

      Папа, проехав указатель, свернул в сторону деревни. Дорога здесь была неровная, и я подскакивала на каждой яме.

      В небе пролетел самолет, оставляя за собой белый пушистый след.

      – Если бы мы построили самый мощный самолет, мы бы долетели до мамы? – спросила я, не отрывая взгляда от завораживающей полосы на небе.

      – Думаю, да. Так что дело за малым, – папа снова улыбался и крутил руль из стороны в сторону, стараясь объезжать крупные ямы. – А чтобы не терять время, начнем учиться уже сейчас.

      Он остановил машину, взял одну салфетку из пачки, которую нам вместе с сэндвичем вручили на заправке, и парой ловких движений превратил ее в маленький самолет.

      – Теперь твоя очередь. Повторяй за мной, – папа взял еще две салфетки и одну передал мне.

      Я как раз доела свой сэндвич и была готова конструировать.

      – Так… загибаешь здесь… расправляешь пальцами…

      Мой первый салфетный самолет получился не очень ровным. Он косил на правое крыло.

      – Кажется, полетит, – папа дал высокую оценку моему искусству конструирования.

      Он первым произвел запуск. Ветер подхватил папин самолет и после нескольких виражей бросил в сухую траву у дороги. Мой самолетик резко взмыл в небо, а потом также стремительно полетел вниз и уткнулся бумажным носом в землю.

      Такое незначительное событие как полет первого бумажного самолетика, вдруг стало для меня значительным. В этой легкой модельке, разрезавшей крыльями воздух и на миг поднявшейся в небо, я видела символ исполнения мечты. Конечно, раньше я смотрела на все наивно-детским взглядом, но именно это укрепило во мне веру в то, что папа всегда поддержит и поможет достичь недостижимого.

      В школе я всем рассказала про бумажные самолетики. Оказалось,