Шкаф с кошмарами. Олег Кожин

и покинул Маррь, оставив за спиной полтора десятка стариков, медленно стягивающихся к догорающей Снегурочке.

* * *

      Седенькая старушка Марта Тойвовна по-детски дернула деда Хилого за рукав.

      – Староста, чего делать-то будем?! – голос ее подрагивал от испуга. – Он же других приведет!

      – Городские опять иконы мои забрать захочут, – прошамкала беззубая бабка Анники. – Иконами разве можно торговать-то?! Господи, прости!

      Она мелко перекрестилась двумя перстами. Нестройный хор голосов загудел со всех сторон, разделяя опасения односельчан.

      – Землю! Землю отымут! – пророчил скрюченный ревматизмом дед Федор, заботливо обнимающий супругу, вперившую ослепшие глаза в пустоту.

      – Тихо! – Дед Хилой поднял мосластые руки вверх, пресекая базарный гомон. – Тут вот что… Я с неделю назад у Марревой гати лося дохлого видал. Лишкиных пацанов работа. Так что очкарику нашему житья – до первых сумерек. Щенки не выпустят. Они ему за Лишку сами голову открутят… Уж они-то точно мамку услыхали…

      – Староста, слышь-ка! А ну как очкарика искать придут? А и не искать, так просто кто про нас прознает? Каждый год ведь приходят! Кто нас защитит-то теперь?

      Тяжелый взгляд старосты пополз по лицам сельчан, добрался до согбенного деда Федора и остановился.

      – Сосед, а не пора ли вам с Дарьюшкой детишек завести? Очередь-то ваша вроде…

      Дед Федор еще крепче прижал к себе жену и кивнул. Та благодарно погладила его по морщинистой руке. Ее ослепшие глаза наполнились слезами. Одинокие старухи завистливо ворчали что-то невразумительное, не смея спорить в открытую.

      – Значит, решено. – Дед Хилой рубанул воздух ладонью. – Как снег ляжет, пойдете за Марреву гать. Новую Снегурку будить надо.

      – Господи, – прошептала слепая Дарья. – Господи, счастье-то какое!

      Осторожно, папа, там мертвец!

      На вторую ночь от матраса стало нести падалью. Не то чтобы сильно, но перевернешься с боку на бок, прижмешься лицом, втянешь носом свежий запах белья, и там, под стиральным порошком, дешевым ромашковым кондиционером, летним уличным ветром и ночной прохладой, чуешь его – тошнотворный смрад разлагающейся плоти. Сначала Женька думал на Маркизу – вечно приволочет то воробья с оторванной башкой, то крысу с выпущенными кишками. Но на кровати ни шерстинки, ни перышка, ни капельки крови. Женька даже постельное белье поменял – без толку. Падалью вонял сам матрас, хоть стирай его, хоть заливай одеколоном. Это могло означать только одно:

      …капля за каплей, капля за каплей, и вода переливается через край чашки…

      …невесомая соломинка планирует на крепкую натруженную спину верблюда…

      …еще один только сон, еще один только кошмар – и…

      все страшные вещи случаются на третью ночь. Две уже прошли.

      Главное – не забыть, не потерять эту мысль среди скрученных змеиными кольцами кошмаров. Главное – не растворить