Книга драконов. Коллектив авторов

текстильщиком и метким стрелком, который несколько лет назад получил две кряду Всемирные премии фэнтези за свои повести и с тех пор не произвел ничего выдающегося.

      Он посмотрел на меня.

      Я посмотрел на него, пытаясь придумать, что ответить. Не скажешь ведь принцу: «Иди к черту», особенно если по протоколу тебе пришлось оставить меч в сторожке привратника, а твоей лошадью завладел королевский конюх. Можно было, конечно, просто сказать «нет», но опять же, не в моем положении. О том же, чтобы сказать «да», не могло быть и речи.

      – Прошу прощения, – сказал я, – я глуховат на одно ухо. Не могли бы вы еще раз повторить?

      Он вздохнул.

      – Я хочу, чтобы ты – проговорил он медленно, будто общался с иностранцем, – поймал мне дракона. Живого. Сможешь, да?

      Что ж, я выиграл немного времени. Хоть и заплатил за него втридорога.

      – Скорее всего, нет, – ответил я.

      Не то, что он ожидал услышать.

      – Почему нет?

      Я знаю многих, кто жалуется, и вполне обоснованно, что один маленький промах разрушил им всю жизнь. Мою же разрушил один успех. Незачем говорить, что я тогда был еще ребенком, что я не знал, во что ввязываюсь, а если бы знал, то убежал бы куда глаза глядят, но теперь для этого слишком поздно. Это теперь мое клеймо на всю жизнь – пусть, вероятно, и не очень долгую, учитывая природу данного клейма. У меня на лбу выжжено слово «ГЕРОЙ» – слишком глубоко, чтобы его зарумянить, и слишком низко, чтобы закрыть шляпой.

      Мне было девятнадцать, я был младшим из трех сыновей обедневшего рыцаря. На практике это означало, что у нас был сырой, протекающий зал, украшенный ржавыми доспехами, переданными по наследству, и мы сами присматривали за своими овцами. Поправка: за овцами присматривали мы с Хуифресом, потому что Раймбаут был старшим, а следовательно, наследником, а следовательно, слишком деловым, чтобы марать руки обо что-то полезное. Он проводил все время, колотя деревянным мечом по деревянному же шесту и изучая геральдику, пока мы срезали испачканную дерьмом шерсть с задниц беременных овец. Не знаю, кому приходилось хуже, и то и другое было жалким времяпрепровождением, но наше хотя бы нас кормило.

      Овец у нас было двести шесть голов, а потом вдруг стало двести две. Четыре просто исчезли. Мы с Хуифресом пошли их искать и нашли только кости и клочья шерсти. Это невозможно объяснить. После волка остается большое красное месиво, после угонщиков не остается ничего. Мы разделились. Я побродил с часок и ничего не заметил. Потом вернулся туда, где сказал Хуифресу меня ждать. Его там не оказалось.

      Ненавижу это чувство, когда зарождается паника. Я очень часто чувствовал это потом в Утремере, но никогда еще так сильно, как тогда. Хуифрес был на год старше меня, но почему-то всегда казался мне младшим братом, а я был умнее, рассудительнее. Всегда считалось, что это я должен за ним присматривать. «Давай разделимся», – это я предложил. А когда представил, как рассказываю об этом отцу, мне стало неуютно.

      Я пытался найти след – в этом я