Сказка о царевиче-птице и однорукой царевне. Надежда Николаевна Бугаёва
Читать онлайн.| Название | Сказка о царевиче-птице и однорукой царевне |
|---|---|
| Автор произведения | Надежда Николаевна Бугаёва |
| Жанр | Поэзия |
| Серия | |
| Издательство | Поэзия |
| Год выпуска | 2021 |
| isbn |
Ждала-ждала она, но ждала напрасно.
Другие птицы уже попрятались в гнёзда, и на долины спустился холодный воздух с холмов.
Тогда она полетела к городским воротам соседнего государства, но там только вода рва журчала в тишине.
Тогда она полетела дальше, к самой башенке, где жил Царевич, но и там только ночь бросала тени на блики луны.
Тогда птичка подлетела близко-близко, к самому окну, и там было совсем тихо. Не было слышно ни журчания рва, ни вздохов ночи.
Но у окна уже кто-то стоял… И тень его смешала и спутала все блики, так что луна в печали отворотила своё серебряное лицо и укрылась кружевным платочком туч.
И Царевна увидела, что Царевич умирает, а у окна стоит его Смерть.
Царевич больше не мог петь и вообще не мог разомкнуть губ. Он лежал молча, а Смерть протянула руку, чтобы забрать себе его сердце.
Тогда Царевна-птичка бросилась вперёд и легла на грудь Царевича, раскрыв крылышки над его сердцем.
И Смерть, как ни пыталась, не могла добраться до сердца Царевича.
Но Смерть была хитра, она не знала благородства и не умела проигрывать.
– Оставь грудь Царевича, – предложила она Царевне сделку, – и тогда я превращу тебя в девушку.
Но Царевна не могла согласиться на это, потому что любила его больше себя.
Тогда Смерть предложила ей превратить Царевича в птицу, чтобы вдвоём резвиться по всей округе.
На это Царевна согласилась, и через секунду Царевич встрепенулся, обернулся птицей и вылетел в окно.
Увы, он не узнал Царевну и один улетел далеко-далеко.
Только хотела она броситься за ним вдогонку, как поняла, что больше не может летать: ей вернулся её человеческий облик.
—Ты же оставила грудь Царевича, – сказала Смерть, – так вот тебе обещанная награда.
Так Смерть обманула Царевну и задумала навек разлучить их с Царевичем…
О свечах, зажжённых неземным огнём
—Пойдёмте-с, послушаем выступление наших поэтов.
Mademoiselle Аннетта1, переписчица, суетливо собрала письменные принадлежности в ящичек-бювар на углу стола, уронила использованные промокашки и не стала собирать.
– Барышень тоже пригласили, потому что завтрева вроде как день смерти Гёте, и чтения приурочены к оному. А ещё Г-н Развалов вернулись из Парижа! Мне лично велели – быть непременно-с! Всю ночь будут пить шампанское и, говорят, даже вызывать Мефистофеля…
M-lle Аннетта2 уже была в пальто-клёш и приглаживала волосы под шляпку маленькими жадными движениями. Она пригласила Лялю Гавриловну, потому что приглашали всех барышень. Она не знала, что ещё добавить от себя, и покосилась на Лялю Гавриловну.
Та казалась высокомерной и чужой, и M-lle Аннетте захотелось, чтобы Г-н Сементковский рассердился на Лялю Гавриловну или даже выгнал её. Возможно, Аннетте самой придётся пожаловаться на неё: что нового у нас в литературе?3 – да есть кое-что, вот Ляля Гавриловна, скажем, промокашки и любой мусор кидает прямо на пол, или уносит с работы канцелярские приборы, или переписывает в собственную тетрадь чужие стихи, предназначенные для публикации, или притаскивается на работу не раньше обеда, да и то лишь затем, чтобы нагрубить посетителям…
Ляля Гавриловна кивнула в ответ:
– Спасибо, Аннетта Ивановна.
Три слова, очевидно, чем-то не удались. Ляля Гавриловна подумала и добавила:
– У вас прелестная шляпка. Это из Парижа?
Но Аннетта, уже уходя, уносила выражение отчуждённости и как будто издалека бросила:
– Ну да. А в следующий раз я скорее всего поеду в Америку.
Значит, грубит посетителям, решила она.
Ляля Гавриловна вышла на свежий воздух в чирикающей и мяукающей стайке издательских барышень. Их уже ждали.
Г-н Развалов вернулись из Парижа.
Решено было не ловить конку, а от Обводного канала ехать на двух извозчиках. Как все, Ляля Гавриловна залезла в сани и сидела рядом с кем-то, стараясь прямо держать спину. Ей казалось, что кто-то касается её плеч и дышит в шею, но она не повернула головы и так и просидела, как изваяние, пока не приехали.
Она никогда не бывала в квартирах Раптенбаума, где встречались поэты. Когда Ляля Гавриловна, сняв салоп, стала в дверях некрасивой залы с позолоченной лепниной, бока которой придрапировали чёрным крепом, кто-то уже читал вслух вздрагивающим голосом. Пахло гарью и людьми. На жирандоли капал свечной жир.
Уже читал кто-то другой, и она подошла ближе, чтобы слышать. Она знала и стихотворение, и этот голос. Аккомпанировали на пианино. В этот момент читающий, словно обращаясь к кому-то невидимому, потянулся вперёд и слегка прижал ладони к щекам: нет-нет, говорил