Легионер. Книга первая. Вячеслав Каликинский

Ландсберг попытался перехватить у денщика пакет с деньгами. – Марк, мне совестно, право…

      – Плюнь, говорю! Престарелые родственники для того и существуют, чтобы даже после кончины неустанно печься о молодых потомках! – Ивелич, отметая все возражения друга, махнул рукой и грозно повернулся к денщику. – Ты еще здесь, дурень?

      Через час денщик вернулся с шампанским и… тем же пакетом, в котором понес Власову долг своего барина.

      – Так что его благородие господин Власов денег не взял, – доложил он, кладя на стол принесенный сверток. – Велел ждать, покуда записочку напишет только. Ни в какую денег не взял…

      – Так надо было насильно отдать и расписку стребовать, дурень! – рассердился Ивелич, проворно раскупоривая принесенные бутылки. – Ландсберг, он у тебя всегда такой малахольный?

      – Погоди-ка, Марк! – попросил Ландсберг, читая послание Власова. – Ну, вот, просит не сердиться на обиду, причиненную единственно из желания быть полезным. Пишет: по скудоумию своему, мол, обидел. Просит дозволения лично принести извинения и объяснения… Погоди, а когда он придет, Гусев? Я ведь завтра с утра на службе!

      – Так что его благородие господин Власов внизу дожидаются, – широко улыбнулся денщик.

      Ландсберг и Ивелич переглянулись и захохотали.

      – Поди, проси подняться! – покрутил головой Ивелич. – Во грех введешь своей простотой, Гусев! Ну, Карл? Каково получилось? И денежки целы, и кредитор с извинениями прибежал! А ты говорил – «не надо, не могу!» Одно только досадно, что визит твоего кредитора, похоже, ставит крест на нашем кутеже! Его, чай, не скоро выпроводишь…

* * *

      …Мокрое и тяжелое от крови полотенце, коим Карл наспех обмотал пораненную руку, пачкало шинель И Ландсберг, размотав его, бросил через перила моста в Неву. Поглядел на порезанную руку – кровь из раны продолжала обильно течь. Карл свободной рукой поискал было в карманах платок, не нашел. Оглянулся – совсем неподалеку, на Гороховой, ярко светил в ночи зеленый аптечный фонарь.

      Аптека Фридланда, припомнил Ландсберг броскую вывеску в самом начале Гороховой, у Каменного моста, по которому он сейчас брел.

      Его качнуло, и он ухватился за перила. Прежний боевой опыт подсказывал, что слабость в ногах – от большой кровопотери. Еще полчаса, и раненый в таком состоянии теряет сознание. А без поданной врачебной помощи может вообще тихо угаснуть. Уснуть и не проснуться…

      Подумать только – основание мизинца подрезано – а сколько крови вытекло! Должно, артерия задета… И чего я дергаюсь, подумалось Ландсбергу. Возьму и сяду прямо тут, буду ждать, пока холод и кровопотеря не возьмут свое… Ночь, вокруг ни души… Не хватило духу застрелиться – может, так оно и к лучшему – просто уснуть?

      Он стоял на мосту, покачиваясь от слабости и вяло пытался восстановить в памяти свои последние минуты, проведенные в квартире у Власова, рядом с его остывающим телом. Припоминалось смутно, как-то странно – словно Ландсберг наблюдал за страшными событиями со стороны.

      Он