Русалии. Ирина Яш

батьки помощи никакой – неделю в запое! Комары зажрали всего… О, Господи! – простонал Денис.

      Макс погладил выбритые щёки:

      – Лебёдка нужна.

      – Нет у меня.

      – У меня есть, – улыбнулся Макс.

      …Они сидели на веранде, и пили чай, мать Дениски ставила на стол закуски – сушки с маком, пряники, бутерброды с варёной колбасой на свежем хлебе. Макс ел с удовольствием.

      – Тёть Вер, пень нужно обязательно сжечь. Он весь в плесени, до самого низа. Может заразить другие деревья.

      – Дай тебе Бог здоровья, Паша, и невесту хорошую! Если б не ты, этот мент с ним до зимы бы возился! Тьфу!

      Дениска обиженно посмотрел на мать, но отвечать не стал. Мать у Дениски была немолодая, но очень сильная и очень властная, и сын до сих пор боялся её, как в детстве. Женат в свои тридцать семь он не был тоже из-за неё – все его девушки, по мнению матери, были недостаточно хороши, чтоб войти в их покосившийся дом.

      Женщина, тем временем, пристально смотрела через окно на валяющийся посреди двора пень.

      – Сжечь говоришь… – раздумчиво пробормотала она, взяла ковш, набрала в него холодной воды, – Пойду будить старого козла, пусть помогает! Вот что за жизнь у меня, Паша? Муж алкоголик, сын растяпа, ни о чём попросить нельзя! Подпол каждый год замерзает, таскаю банки с огурцами туда-обратно, а им и дела нет!

      – Мама… – несмело попытался протестовать Дениска.

      – Цыц, слуга народа! С такими слугами нас тут всех скоро перережут! Тьфу! – снова сплюнула она и, держа ковш на вытянутой руке, вышла.

      Макс зацепил на указательный палец несколько сушек, одну сунул в рот, принялся грызть.

      – А зачем ей вода?

      – Отца полить, – спокойно сказал Дениска, взял два бутерброда, сложил их колбасой внутрь, откусил.

      – Ясно, – кивнул Макс, – А кого зарежут?

      – Всех в посёлке, – флегматично глядя перед собой, с набитым хлебом ртом, говорил участковый.

      – Почему?

      Марченко пожал плечами:

      – Она считает, что их всех убили – и Покровскую, и француза с братом.

      – Почему? – повторил Макс.

      – Сидит у «ящика» весь вечер и смотрит всякую дребедень.

      – Да, телевизор – это зло, – дежурно отозвался Макс, подлил себе и Дениске чаю, – Но ведь Татьяна, кажется, и впрямь от яда умерла?

      Участковый беспечно махнул рукой:

      – Да кому нужно её травить какими-то листьями? Городским следователям охота в Шерлоков поиграть, а потом записать себе раскрытое дело! Так и я бы мог работать, были бы у меня все эти лаборатории, компьютеры да секретарши! А ты попробуй-ка по-настоящему, с утра до вечера, да в любую погоду, и всё с людьми, с людьми… – он тяжело вздохнул, сложил себе очередной бутерброд, тарелка опустела, – У неё грядка с ранней зеленью и любистком аккурат возле этих Снежкиных цветов была. Нарвала не глядя, вот и откинулась, делов-то… – он громко втянул остывший чай.

      – Ну, а француз?

      Дениска сально улыбнулся:

      – Хорошая смерть, Паша. Я тоже так хочу. Вот почему