Гузи-гузи. Наталья Никольская

собой усилие, занял исходное положение, только сменил ногу.

      – Не много ли вы на себя берете? – возмущенно воскликнул он, Михаил Анатольевич говорил мне о вас как об умной, деликатной женщине…

      – А мне о вас как о трезвом и деловитом…

      – Ну, знаете… – Буторин резко встал и направился к двери.

      – Куда бы вы не обратились, Игорь Семенович, вам обязательно зададут те же самые вопросы, хотите вы того или нет.

      – Посмотрим…

      Буторин гневно хлопнул дверью.

      – Ну и фрукт! – выдохнул Аликер, точно в течение всего разговора задерживал дыхание.

      – А что я могу сделать, он просто отказывается говорить, хотя утверждает, что пришел именно за этим.

      – Ну и выдержка у вас, Валентина Андреевна! – восхищенно сказал Мамедов.

      – Да какая там к черту выдержка, – махнула рукой Валандра, подожди, сейчас этот фрукт еще настучит на меня Анатоличу.

      – А вы-то тут при чем? – Алискер вопросительно посмотрел на Вершинину.

      – У сильного всегда бессильный виноват…

      – Это вы-то слабая, – усмехнулся, качая головой, Мамедов, – все бы такими слабыми, как вы, были!

      – Я, Алискер, имею в виду социальное положение и…

      – Классовое сознание? – рассмеялся Мамедов. – Вы ведь сами в это не верите…

      – Во что? – рассеянно спросила Валандра, которая думала о своем.

      – В то, что чем выше стоит человек на социальной лестнице, чем больше привилегий имеет, тем он менее уязвим…

      – Смотря для чего уязвим, – как-то отрешенно проговорила Вершинина.

      – Для того, от чего не могут спасти даже гигантские денежные суммы: дурной характер, горе, болезни, смерть, наконец.

      – Ты, Алискер, во многом, без сомнения, прав, только как быть с горем тех, например, африканских матерей, чьи дети умирают от голода, с болезнями тех, кому отсутствие определенной денежной, как ты выразился, суммы мешает излечить их и не отправится к праотцам и т. д., и т. п.

      – Я не спорю с этим…

      – Ты хочешь сказать, что рассуждаешь о социальной иерархии с позиции Диогена…

      – Лаэртского?

      – Синопского, именно он жил в бочке.

      – Да, лет пять назад я читал роман об Александре Македонском и когда дошел до того места, где он просит показать ему знаменитого Диогена, жившего в бочке, я чуть живот от смеха не надорвал. Приводят, значит, Александра к Диогену, а тот в это время у бочки растянулся и лежит себе – в ус не дует. Македонский, подходит к нему и спрашивает, что я, мол, для тебя могу сделать? А тот невозмутимо так отвечает: будь добр, отойди в сторонку, не загораживай солнце.

      – И воскликнул великий полководец и царь: «Если бы я не был Александром, то, клянусь Зевсом, хотел бы быть Диогеном!» – закончила Валандра.

      – Вот именно, – удовлетворенно сказал Мамедов.

      – Только мы, Алискер, не киники, а Буторин – не Александр, хотя он и считает себя, не менее великим, чем предводитель македонцев.

      Тут в кабинет без стука вошел